В скором времени Бориса зачислили в штат газеты. От счастья был он на седьмом небе, и, конечно же, холодок в его общении с соседями испарился сам собою.

Хотя, правильнее было бы сказать: «в его общении с Анной и Николаем», поскольку с Лизой у них сохранялась взаимная симпатия. И, похоже, большая разница в возрасте играла тут исключительно положительную роль. Борис уже не помнил, как поначалу пытался с мальчишеской зловредностью притеснять новую жиличку-пигалицу, потому что вскоре всё в нём переменилось и он начал относиться к Лизе со снисходительным, но добрым чувством опеки. А Лиза, тем более, забыла тот короткий период неприязни между ними. Зато она помнила, как Боря сочинял для неё сказки, как они устраивались в самом тёмном уголке коридора, возле вешалки, и он рассказывал ей эти свои истории – увлекательные, подчас страшные, но герои в них всегда побеждали зло. Ещё он читал ей стихи, тоже собственного сочинения.

Это правда, что первой по возвращению встретила его генеральская шинель, отчего Борис внутренне напрягся, но потом-то на его шаги выбежала в коридор девочка-подросток с настороженными глазами, в которых через секунду узнавания разгорелась радость.

– Борька! – обняла его Лиза.

И так тепло сделалось ему на сердце!

А вот с котом у Бориса ожидаемо возникли сложности, если вспомнить, что и Колпина тот принял не сразу. Оно и понятно: Котя, как и все коты, являлся закоренелым собственником, его дом принадлежал ему безраздельно, и никого постороннего ни в квартире, ни во дворе терпеть он не собирался. А к той поре, следует заметить, во дворе наблюдалось значительное оживление, и, если раньше туда забредали лишь отдельные, легко поддававшиеся на испуг кошки, то теперь откуда-то навезли всяких мордатых котов, справиться с которыми было не так-то просто. Котя возвращался с гуляния изрядно потрёпанный, и подчас ему хватало сил лишь переступить порог, а потом его несли на руках к миске с едой и далее на лежанку. Края его ушей были изъедены зазубринами и с физиономии не сходили царапины. И вот в добавок ко всему объявился в его жилище какой-то чужой человек!

Бедный Котя! Если б он знал, какие стрессы ожидают его впереди – ведь не все ещё обитатели квартиры вернулись из эвакуации.

Впрочем, к апрелю сорок пятого года все уже были дома!

День Победы праздновали за общим столом, накрытым у Поздняковых в большой, что с балконом, комнате.

Читателю так и видится финальная сцена какого-нибудь драматического фильма со счастливым концом. Все персонажи живы и здоровы, они радостно поздравляют друг друга, женщины – в своих лучших платьях, на костюмах мужчин – ордена и медали…

Это некий апробированный финал, для которого, как и для любого штампа, важна образность, а не правдоподобие.

Однако в нашем случае (тем более, что это ещё не конец повествования) именно так всё и выглядело: женщины были в своих довоенных нарядах, на пиджаке Виктора Сергеевича Позднякова светился орден Ленина, которым наградили его как главного инженера оборонного завода, костюм Павла Демьяныча Снегирёва украшали орден «Знак Почёта» и медаль «За оборону Москвы». И только Николай сидел по-простому, в рубашке, снявши китель.

Победу он отмечал с однокашниками и явился домой, когда застолье давно началось. Он очень устал и теперь «клевал носом». Колпин остался, когда все отправились на балкон смотреть салют.

Лиза тоже осталась. Она подошла, потрясла его за плечо:

– Дядь Коль… Пап, пойдём спать.

Лизе, конечно, нравилось быть генеральской дочкой.

В самом деле, что ж плохого в том, что жили они в отдельной просторной квартире и дом их был, как говорится, полная чаша?