Рука судьи лишь на мгновение дрогнула, повисла над кружкой с вином. Годы, проведенные в Зале правосудия, не прошли даром: научили его скрывать эмоции. Уже твердой рукой Потифар взял кружку – пригубил. Поставил на место.

– Да? И кто же?

– Судя по записям, которые я обнаружил в архиве, это сделал Цафнат, – Эли, погруженный с головой в свою радость, даже не заметил перемены в настроении приемного отца.

Потифар сделал удивленное лицо.

– Прямо так и написано: Цафнат убил Махли?

– Ну, не совсем… – уже не столь уверенно, как вначале, отвечал Эли. – Но все указывает на то, что именно Цафнат – убийца. Я найду доказательства и заставлю его признаться в содеянном!

Потифар вдруг почувствовал, как у него кольнуло под сердцем. Пот, несмотря на приятную прохладу, заструился по спине.

– Подожди, сынок, не горячись, послушай меня, – как на неразумное дитя посмотрел Потифар на юношу. – Искать, а тем более доказывать – забудь об этом. Ты, по-видимому, стал забывать, кто ты есть на самом деле? Что ты на меня так посмотрел? Ты – хабиру, скрывающий от всех свое происхождение! – Потифар ткнул пальцем в сторону юноши и с удивлением обнаружил, что его рука трясется. Он сжал руку в кулак и продолжил: – У любого может возникнуть резонный вопрос: с какой стати племянник Потифара задался целью найти убийцу менялы-хабиру. Уж не родственные ли связи – тому причина?

Повисла тягостная тишина.

Потифар, чтобы унять трясущиеся руки, с силой сжал их в кулаки, а потом разжал. И так – несколько раз. Вроде отпустило. Он вновь поднял кружку, пригубил и продолжил:

– Ладно, если пострадаем только ты, я да и Эрте тоже… – судья махнул рукой за плечо, в сторону жилища. – Но кроме нас есть и другие люди, причастные к твоей тайне, – твои настоящие родители, сестра, брат. Их тоже может коснуться беда. Они в чем виноваты? – подлил Потифар масла в огонь, чтобы наверняка, до самого дна души проняло Эли.

Эли, уронив подбородок на грудь, задумался.

«Это хорошо, что думает! – Чувство жалости к Эли комом подступило к горлу судьи, увлажнило глаза. – Сгоряча можно таких дел натворить! Остатка жизни не хватит, чтобы исправить… Жесток ли я по отношению к сыну? Жесток! Если он не дурак, поймет меня и простит».

– Я об этом не подумал, – хабиру поднял взгляд, полный отчаяния.

– Дай мне слово, что все останется как есть! – обрадовался судья.

– Обещаю, – тяжело вздохнул юноша.

И, не сделав ни глотка, поставил кружку обратно на ковер.

Переваливаясь, словно утка, с ноги на ногу, поправляя на ходу льняную накидку на широких бедрах, к беседке приближалась Эрте. Что она только ни делала, чтобы избавиться от болей в спине, отдающих ломотой во все конечности. И рвотное, и слабительное принимала, потела, воздерживалась от пищи – без толку. Полежит немного, тогда лишь приходило недолгое облегчение.

Потифара и самого начали одолевать различные хвори: то лихорадит, то суставы ломит, или вот как только что: ни с того ни с сего боль в груди…

Ревностно оглядывая палисадник, Эрте постояла, понаблюдала, как Кнофер, стоя на коленях под кустом акации, рыхлит почву, и двинулась к навесу.

– Мшэт, ты не забыл, тебе ночью в деревню? – внимательным взглядом маленьких глаз на круглом лице она посмотрела на юношу. – Много не пей.

– Сегодня можно, – Потифар потянул жену за руку и усадил рядом.

Кот на его коленях зашевелился, выгнул спину, прогоняя остатки сна, грациозно переставляя длинные лапы и подергивая вздернутым хвостом, зашагал восвояси.

– Гостинцы и подарки я сложила в твою сумку. Я там видела красивый платок. Для кого ты его купил?

– Для сестры, – отчего-то смутился юноша.