– Я-то уже решила, что ты с кем-то встречаться начал. Девушкам нравится, когда молодые люди делают им подарки, – улыбнулась Эрте…
Под сенью ночного покрова Эли с сумкой на плече достиг родительского дома. Одет он был в застиранную накидку, на голове – платок, скрывающий его лицо от нечаянной встречи с односельчанами.
Когда-то казавшаяся высокой изгородь теперь едва доходила Эли до пояса.
Прежде чем войти в жилище, он некоторое время постоял у входа, прислушиваясь к ночным шорохам. Затем уверенно шагнул за порог…
– Эли, братик! – Гила словно и не спала, первой отозвалась на его оклик.
Следом мать прижалась к его груди.
Отца с братом не оказалось дома: уже с месяц они пасли скот, вот-вот должны были вернуться в поселение.
Когда волнения улеглись, Эли положил сумку на край глиняного возвышения, застланного соломенным матрасом.
– Разбирайте подарки!
При свете алебастровой лампы в нише стены мать и Гила доставали из сумки куски ткани, готовые одежды, пироги с различными начинками, печенье из овсяной муки, замешанной на меду с орехами, фрукты, пчелиные соты.
Сестра надела на шею бусы из цветных стеклянных шаров разной величины, голову покрыла полупрозрачным платком, вскочила с места, подбоченилась – как я вам!
– Хороша, дочка, – весело смотрела на нее мать.
– Красивая ты у меня, Гила! – Эли не посмел признаться сестре, что платок предназначался для соседской девчонки.
«Пусть Гила носит и радуется, – любуясь сестрой, думал он. – Наве в следующий раз что-нибудь подарю.
– У меня для вас новость: сегодня первый день, как я вышел на службу! – широко улыбнулся Эли.
– Молодец, братик! – обняла, поцеловала его в щеку Гила.
Мать же смотрела на него встревоженно.
Эли понял ее настроение. Она переживала из-за того, что на его плечи со вчерашнего дня лег груз ответственности, совсем не такой, как раньше. Теперь ему полагалось быть намного осторожней, чтобы ненароком не выдать свое происхождение.
– Кем ты будешь? Судьей, как Потифар? – не сводила с него взволнованного взгляда мать.
– Не волнуйся, мама, я буду всего лишь помощником заведующего архивом, – поспешил Эли ее успокоить. – Буду помогать господину Хуфу вести учет.
– Ну и хорошо, – облегченно вздохнула она. – Пойду огонь разожгу, чай поставлю греть.
Не успела мать выйти, как Гила заговорщески подмигнула Эли и кивнула в сторону выхода:
– Нава очень хотела с тобой увидеться. Я разбужу ее.
– Мама, мы скоро придем, – негромко крикнул Эли, двинулся вслед за сестрой.
Ждать пришлось недолго. Нава в светлой накидке, с платком на голове, выскочила из жилища, поспешила к нему. Сердце юноши радостно забилось.
– Здравствуй, Эли!
– Здравствуй, Нава!
Они стояли, взявшись за руки, каждый на своей стороне двора. Стоило Гиле скрыться внутри дома, Эли перешагнул изгородь, прижал Нава к себе.
– Я скучала по тебе, Эли, – прошептала девушка.
– Я тоже.
Эли нежно взял ее лицо в руки, припал к ее пухлым чувственным губам.
– Что вы там делаете? – насмешливый голос заставил их отскочить друг от друга. Из темноты дверного проема на залитый лунным светом двор шагнул Зэев в длинной набедренной повязке. – Почему меня не разбудили? – захромал он к ним.
Парни обнялись, потерлись щеками.
Нава стояла рядом, смущенно улыбалась.
– Что стоишь, иди разогревай еду, – кивнул ей Зэев.
– Не надо. Пойдемте к нам. И мать позови, – Эли бросил на девушку взгляд, полный любви.
Нава, сияя от счастья, поспешила к себе в дом.
– Видел, Зэев, как ты с лошадьми управляешься. Извини, не подошел, не поздоровался, сам знаешь… – подставил Эли другу плечо, помогая тому перешагнуть через изгородь…