Он положил письмо на прежнее место.
Взгляд Эли остановился на табличке с надписью: «Период правления фараона Эйе», привязанной обрывком веревки к стойке стеллажа. Значит, тут хранятся документы того времени. «Интересно… А что, если удастся разыскать дело о гибели Махли?»
Эли долго перебирал свитки, пока не наткнулся на нужное. Привалившись плечом к стойке стеллажа, углубился в чтение:
«Первый месяц периода ахет во второй год правления фараона Эйе. В своей комнате на полу было найдено тело менялы по имени Махли. Обнаружил его меняла Ако: пришел узнать, почему напарник не появляется на службе. Соседи рассказали, что слышали шум. Когда они выглянули в общий коридор, то увидели, как худой мальчик уже выходил на улицу. Он нес сверток узкий и длинный, как если бы это был кинжал. Им показалось, что это был Цафнат, сын стража кошек Хафрома. Сын Хафрома сказал, что никогда не был в доме Махли и даже не знает, где тот живет. Никаких кинжалов при нем не было. Убийца не найден. Дело прекращено и передано в архив».
Эли со свитком в руке заходил меж стеллажей, туда-сюда, туда-сюда.
Остановился перед столиком.
«Цафнат! Неужели соседи на самом деле видели сына стража кошек в тот день?! Если это так, я жизнь положу, но отомщу этому египтянину за смерть Махли!» – от ненависти руки Эли сжались в кулаки. И он увидел, что все еще держит папирус в руке. Он бережно разгладил его, скатал в трубку и положил на прежнее место.
Вернувшись к столику, Эли вновь уставился в пустоту.
«Но как мальчишка смог совладать со взрослым? Хотя с ножом… Уж не тот ли самый нож, с оком Гора на рукоятке из черного дерева, которым восхищались все, кто его видел, и я в том числе?! Завяжи мне сейчас глаза платком и дай в руки тот кинжал, я без запинки перечислю все щербинки на его бронзовом клинке».
Постояв некоторое время неподвижно, он понял, что неотрывно смотрит на картину.
«Нет, вовсе не фараон охотится на зверя! Это я буду искать любую возможность всадить копье в спину Цафната!» – мстительно засмеялся Эли.
Немного успокоившись, он задался вопросом: «Как подступиться к Цафнату?»
Эли за эти годы не раз сталкивался с этим долговязым парнем. Несколько раз тот наведывался в их особняк, с Потифаром о чем-то толковали. И их мимолетное знакомство пятилетней давности Эли помнит отлично. А вот египтянин, видимо, забыл о том событии. По крайней мере, при встрече он ни словом не обмолвился об этом. Или ему и в голову не приходило, что хабиру, который пришел с Горусом, и Мшэт – это одно и то же лицо.
До ушей Эли доходили слухи, якобы Цафнат в составе банды промышлял разграблением гробниц. Кто ими руководил, никто не знал, но поговаривали – кто-то из сановников. А иначе, как грабители могли творить свои гнусные дела и до сих пор гуляли на свободе? Явно у них был – влиятельный покровитель.
В коридоре раздались шаги, в архив вошел Потифар. Его глаза, увлажненные слезами, с любовью смотрели на Эли.
– Я рад за тебя, сынок, – обнял он Эли. – Теперь у тебя начинается взрослая жизнь.
Только после этих слов до сознания Эли начала доходить значимость сегодняшнего дня. На самом деле: беззаботное детство, забавы, учеба остались позади, впереди – работа, ответственность за свои поступки и слова. Еще: от понимания того, что за столько лет никто из окружения не смог разглядеть в нем хабиру, у Эли в душе даже зародилось чувство гордости за себя: вот он какой – умный и бесстрашный. Потифар не уставал ему повторять: чтобы быть как египтянин, ты должен быть выше египтянина на целую голову. И Эли не подвел своего наставника: в школе не было более старательного и усидчивого ученика, чем он. Доходило до того, что его ставили в пример перед соучениками-египтянами. Его – хабиру – ставили в пример перед египтянами! Вот он, Эли, – какой! Жалко, деревенские не видят его успехов… Интересно, что сказал бы теперь Шамма-писец?