Самое важное – это прическа. Ведь именно она становится символом того, что внешность всё равно важна, пусть и в минимальных проявлениях. Фигура может быть далеко от идеала, но если прическа на месте – значит, можно считать, что всё в порядке. На фоне этой суровой реальности прическа – это единственное, что не даёт полностью разрушиться тому, что когда-то называлось «семьёй».

Наверное, именно по этой причине Дмитрий так и не ушел в бизнес, хотя в глубине души всегда мечтал об этом. Его характер, насыщенный противоречиями, был сложен и многослоен, как старая карта, по которой никто не знал точного пути. С одной стороны, он не мог мириться с мыслью о том, что всю жизнь проведет на заводе, выполняя однообразную работу, не думая о пенсии и не надеясь на что-то большее. С другой – он не был готов к ответственности, которую накладывал бы на него любой более серьезный шаг. И хотя в его голове постоянно крутились мечты о другом, о более яркой и увлекательной жизни, день за днем он оставался на том же месте, поглощенный рутиной и безысходностью. На завод он устроился не потому, что это было его призвание, а скорее по обстоятельствам, как последний приют для человека, потерявшего надежду на перемены. Он хотел верить, что это лишь временно, что однажды наступит момент, когда он решит всё и будет жить по-другому. Но этот момент никогда не наступал.

Дмитрий, по сути, был авантюристом, или хотя бы стремился им быть. В его душевных поисках всегда было место для приключений, для страха и азарта, для стремления к чему-то большему. Он мечтал о путешествиях, о том, чтобы увидеть мир и покорить горы, испытывая в себе эти безумные, живые порывы. Однако все эти мечты оставались лишь воздушными замками. Он никогда не позволял себе идти на риск, оставался привязан к обыденности, и каждый день, вместо того чтобы быть шагом к его мечтам, становился шагом дальше от них.

Конфликты в семье становились неизбежными, особенно когда речь заходила о деньгах. Его финансовая безграмотность и расточительность, когда зарплаты хватало лишь на неделю, вызывали раздражение и отчаяние. Дмитрий не умел планировать, жил одним днем, а это накладывало отпечаток на его отношения с близкими. Его неуверенность в будущем, внутреннее сопротивление всему, что пыталось его сдерживать, сталкивалось с реальностью, где каждое решение имело последствия. Но вместо того, чтобы смотреть в лицо этим трудностям, он продолжал верить, что всё наладится, что однажды его мечты все-таки сбудутся.

У Любы был только один барьер, который она никогда не переступала – семья. Эта святая грань, которая всегда оставалась для неё непреодолимой, несмотря на все остальные обстоятельства жизни. Она не могла позволить себе разрушить то, что было создано. И несмотря на её слабости, её переживания, она всегда возвращалась к этим основам, как бы они ни заставляли её страдать. Её решение было ясным, как стекло, но в то же время скрытым за слоем неопределенности.

Они ехали вдвоем, перекидываясь незначительными, почти пустыми фразами, лишь бы не погружаться в тишину. Разговоры о погоде, о том, как прошел день, о мелочах – всё это было нужно для того, чтобы не оставаться в гнетущей тишине, которая могла бы выдать все их мысли и эмоции. Дмитрий, ощущая напряжение, нервно оглядывался по сторонам, стараясь не попасть в поле зрения знакомых. Он не хотел случайных встреч, не хотел быть пойманным в этот момент.

Когда они подъезжали к дому Любы, он остановился и, не дав себе повода задуматься о том, что происходит, бросил на неё последний взгляд. Она ушла, и это было неизбежно. Дмитрий не пытался осмыслить, почему она не могла быть его женой, почему он сам не мог быть с ней. Он просто смотрел на её уход, как на нечто уже случившееся, как на застывшую в воздухе неизбежность. В её глазах не было упреков, не было сожалений – она уходила, и всё.