В соответствии с изложенным определение форм вины – умысла и неосторожности – должно быть уточнено: здесь речь должна идти не только о психическом отношении лица к последствиям его действий. Это определение, приводимое неоднократно в советской уголовно-правовой литературе, и уже, и шире действительного содержания форм вины: уже, ибо говорит лишь о последствиях, а не о других обстоятельствах и признаках содеянного; шире, ибо говорит о последствии вообще, а не о последствии как элементе состава. Правильным, основанным на последовательном развитии учения о составе преступления и на судебной практике, будет следующее определение: «Умышленно действует тот, кто предвидел и желает наступления фактических признаков, образующих состав данного преступления.

Неосторожно действует тот, кто предвидел (и легко мысленно надеялся избегнуть или не предвидел, но должен был предвидеть) наступление фактических признаков, образующих состав преступления».

Проф. Б. С. Утевский указывает: «…после известного предела разрыв между предвиденными и действительными последствиями переходит в ошибку, которая в зависимости от ее характера может повлиять на квалификацию преступления»[117]. Задача в том и заключается, чтобы точнее установить, где же этот «известный» предел начинается.

Общее учение о составе преступления и разрешает этот вопрос: этот предел лежит у границы элементов состава преступления.

Самостоятельного рассмотрения заслуживают случаи, когда ответственность за преступление повышается при наступлении особо тяжких последствий. Особенно в этом отношении заслуживает внимания ч. 2 ст. 142 УК РСФСР, карающая нанесение тяжких телесных повреждений, от которых последовала смерть. Хотя в тексте ч. 2 ст. 142 УК РСФСР нет упоминания о виновном причинении смерти (закон в общей форме говорит, что «последовала смерть»), однако в силу общего указания ст. 10, ч. 2 ст. 142 УК РСФСР предполагает на стороне лица, умышленно нанесшего тяжкое телесное повреждение, от которого последовала смерть, неосторожное причинение смерти.

Так, Уголовно-судебная коллегия в определении 30 декабря 1943 г. по делу П. указала: «П. признан виновным в том, что он 18 декабря 1942 г. в помещении неполной средней школы Ново-Торьяльского района Марийской АССР во время перемены, на почве детской шалости, нанес удар ногой, обутой в валеный сапог, ученице 7-го класса той же школы 14-летней Т. в область живота. Причиненное ей этим ударом тяжкое телесное повреждение (повреждение в нескольких местах петель тонкого кишечника) вызвало разлитое воспаление брюшины (перитонит), в результате которого, после безуспешного хирургического вмешательства, она 29 декабря 1942 г. в больнице умерла. Определение Верховного Суда РСФСР, как и приговор Верховного Суда Марийской автономной ССР, является неправильным по следующим основаниям.

Часть 2 ст. 142 УК РСФСР предусматривает умышленное тяжкое телесное повреждение, от которого последовала смерть потерпевшего, в отличие от первой части этой статьи, которая говорит об умышленном тяжком повреждении, повлекшем другие тяжелые последствия, указанные в этой статье, но не смерть.

По поводу первого условия, то есть объективной связи между смертью потерпевшей Т. и действиями виновного П., надо отметить, что неудовлетворительное исследование обстоятельств дела (по упущению органов предварительного следствия не было произведено вскрытие трупа умершей) не дает возможности судить о том, не было ли наступление особо тяжелых последствий причиненного повреждения результатом таких привходящих обстоятельств, как предшествующее заболевание потерпевшей аппендицитом.