Среди близких друзей моих родителей были крымский поэт и писатель Б. Е. Серман с женой Элизой Львовной. Борис Евгеньевич вместе с моей мамой ходили в школу в г. Ялте, а потом до войны они вместе учились в Пединституте им. Герцена в Ленинграде. Знаю про несколько ей посвященных стихотворений. Она хранила большую пачку довоенных писем Сермана, после смерти матери я их вернул поэту.

В мои школьные годы две семьи проживали не очень далеко друг от друга и часто встречались. Вместе, как правило, отмечали праздники и дни рождения. Дядя Боря был невысокого роста, крепкого сложения, яркий сангвиник по темпераменту. Сейчас бы его назвали харизматичным. Такой себе еврейский вариант Пушкина… Жена же его «тетя Эля» была более рациональной и сдержанной, с трезвой головой и рассудительностью в действиях. В зимнее время она носила муфту, видимо у нее легко мерзли руки. Дочка их Ира Явчуновская пошла по стопам отца. Она – известный детский поэт и переводчик, живет в Израиле.

Борис Евгеньевич, будучи военным корреспондентом, все время находился на передовой, был участником обороны Севастополя, Кавказа, освобождения городов Прибалтики, Будапешта, отмечен несколькими боевыми наградами. А будущая жена его Элиза Бабушкина работала в Краснодаре, где был Крымский обком партии и радиокомитет. Оттуда звучал ее голос, обращенный к жителям Крыма, к партизанам и подпольщикам, передавались короткие сводки с фронта. Яша Бабушкин, родной брат Элизы Львовны, погиб на фронте. Он дружил с юной Ольгой Берггольц, был организатором знаменитого исполнения 7-й симфонии Шостаковича в блокадном Ленинграде. Теперь на доме, где Яков с сестрой жили в Евпатории, установлена мемориальная доска.

Одним из главных дел своей жизни Серман считал исследование и увековечивание памяти героев Аджимушкайских каменоломен в Керчи. Среди первых, кто поднял эту тему, были его друзья поэт Илья Сельвинский и писатель Сергей Смирнов. Опираясь на материалы исследователей и ветеранов керченских событий 1942 года, Серманом был выпущен сборник воспоминаний и документов «В катакомбах Аджимушкая» (Симферополь, издательство «Крым». 1966). Впоследствии книга выдержала еще три издания (1970, 1975, 1982), используя все новые документы и публикации. Сам Борис Евгеньевич на эту тему написал множество стихов, рассказов, очерков и пьесу.

В 70-х годах некоторое время я жил в Бондарном переулке, там же, где некогда поэт Илья Сельвинский (здесь ему теперь открыт музей). Это место почти рядом с Троицкой церковью. Интересное совпадение: моей соседкой по двору была Майя Рощина, также знавшая Сермана и написавшая недавно живые рассказы о своей симферопольской жизни. Интересна ее заметка о том, как она школьницей, где-то в начале 60-х годов, ездила в Керчь и увидела местные катакомбы. Она справедливо отмечает неоцененность усилий поэта и его огромного вклада в прославление героев Аджимушкая:

«Мокро, холодно, грязно. Автобусы буксуют. Вышли. С нами совершенно обыкновенная женщина. Идем за ней. Куда – непонятно. Какие-то скалы. Через пару сотен метров она подводит нас к невидимой трещине, уверенно наклоняется и ныряет туда. Мы кое-как следом. Женщина раздает нам свечи. Их немного, но что-то видно. Она рассказывает о защитниках каменоломен, об их подвигах. И вдруг я слышу знакомое имя: “Борис Серман”. Она с восхищением говорит о нем. О том, что он пишет письма в самые высокие инстанции, подключает самых известных писателей и поэтов (поэт в России больше, чем поэт), собирает деньги на памятник. Или хотя бы на какие-нибудь защитные ограждения, чтобы вандалы не глумились над этими святыми, пропитанными кровью катакомбами. Да, тут уже видны современные осколки… от бутылок.