Увидев отца, Андре вздохнул. Глаза и щеки Костантино глубоко впали, над бровью, почти у самого виска проглядывались тонкие синие вены, волосы были не причесаны, лицо покрылось седой бородкой, а с плеч свисала помятая рубашка, опущенная на скомканные серые штаны. В эту минуту Костантино напомнил ему Фаусто Семприни. Он был почти также мрачен и опустошен.

– Папа, – произнес Андре. – Как ты?

– Заходи, не стой на пороге, – сказал Костантино.

– Постой, отец, дай я обниму тебя.

Костантино ответил ему крепким объятием.

– Пойдем в дом, – пригласил он сына, протянув руку.

Они вошли. Стоял необычный запах, будто час назад прошел дождь. К тому же, запах старой мебели смешался с мягким ароматом орхидей, которые были повсюду. Костантино сказал, что хозяйка квартиры к ним неравнодушна, поэтому за ними приходится ухаживать, как за детьми. Стол, который был в зале, теперь стоял в комнате у окна, выходящего на соседний двор.

– Почему ты убрал стол?

– Решил перенести к окну.

– А почему не к другому окну? Тут же напротив одна голая стена и больше ничего.

– Ты, как всегда, самый внимательный, да? – с трудом улыбнулся Костантино. – Посмотри вниз.

– Что там?

– Давай, давай, загляни туда.

Андре встал на носочки, но ничего необычного за окном не увидел. Все, что там было – узенький серый уголок соседнего дома и высокая стена, загородившая солнце.

– Видишь птиц? – спросил отец.

– Нет.

– Что? Они опять все съели? – Костантино взял из хлебницы сухой батон и, растерев в ладонях, набрал целую горсть крошек. – Теперь смотри! – Сказал он по-ребячески, словно сейчас к нему сбежится компания друзей.

Он открыл окно и бросил хлеб вниз. Меньше чем через минуту туда слетелась стая птиц и за минуту склевали все до последней крошки.

– Ничего себе! И что, всегда они так дерутся за кусок хлеба?

– Не так часто, как люди, – отрешенно ответил Костантино.

– Да, у людей это в крови. Помнишь, как мы с тобой ездили смотреть на бой Марио-младшего против британца?

– Ну как не помнить? – оживленно спросил Костантино.

Бокс был одной из его страстей. Побороть эту страсть было также сложно, как отказаться в пустыне от любимого мороженого с миндалем.

– А что было не так в том бою? По-моему, парни показали настоящий характер.

– Я с этим не спорю. Но вспомни, как себя вели зрители, – напомнил ему сын. – Я никогда не думал, что люди так жестоки. В десятом раунде, когда лица боксеров стали похожи на отбивное мясо, а их помощники в углу могли только размазать это мясо по лицу, чтобы не дать крови залить глаза, оба спортсмена вдруг остановились. Всего несколько секунд. Ты знаешь мою привычку смотреть на часы каждые пять минут. В тот день я делал это как никогда чаще. Спустя двадцать секунд простоя, в десятом раунде, толпа взвыла, точно в нее вселились бесы. Они кричали и свистели, помнишь? Они хотели крови, им было мало. Десять раундов боксеры бились ради зрелища, оставляя в ринге здоровье, они пытались заработать на жизнь, прокормить свою семью, а эти идиоты их освистали. Вот о чем я говорю.

– Ты будто впервые с этим сталкиваешься. Скажи лучше, ты был дома? Как поживает ваша мама?

– Наша мама? – удивился Андре. – С каких пор ты называешь ее не своей женой, а нашей мамой? Ладно, пап. Иди сюда. – Обняв за плечо, он заглянул в отчаявшиеся глаза отца. – Я поговорил с мамой и с Маркусом. Прости, что не сказал об этом сразу. Хотел немного осмотреться, но сразу понял, что ты без нее сам не свой.

– Ну что ты тянешь? – сказал отец, ревностно глядя в глаза сына, недавно видевшие любовь всей его жизни.

– Приведи себя в порядок, завтра…