Гера вскричала: «Не я здесь достойна обола!

Ты же узнал, Повелитель, чья в бунте вина!»

«Я доверялся тебе в государственном деле,

Верил пред свадьбой, что будешь опорою мне

И засверкаешь умом ярче дивной шпинели,

Станешь тирану Олимпа ценнее вдвойне!»

127

«Что ты лукавишь? – вдруг вспыхнула гневом Аргея. —

Вспомни Европу, Данаю и прочих девиц!

В Тартар тебя сбросить нужно, ничуть не жалея,

А не склоняться, как эти безвольные, ниц!»

Тут осеклась и умолкла Олимпа царица,

Видя, как члены Совета раскрыли глаза —

Рядом с царём бесновалась жена-бунтовщица,

Взглядом впиваясь в него, как в добычу гюрза!

128

Вдруг перед Зевсом явился Гермес быстроногий,

Связку губительных молний доставив отцу,

И зашептались в волненье великие боги:

«Злое деянье супруге царя не к лицу!

Надо её наказать остальным в назиданье,

Чтобы никто не стремился расшатывать трон!

Пусть, как и Зевс, испытает царица страданье,

Чтобы слезами её полон был Ахерон!»

129

Царь отрешённо взглянул на прозрачное небо,

Молча решая одну из нелёгких задач:

Как наказать по делам Посейдона и Феба,

Чтоб было ясно, судья – не жестокий палач!

Зевс не считал, что судилище это – победа,

Но понимал, справедливая кара нужна!

Вдруг, повернувшись, узрел у дверей Ганимеда,

Дивного юношу с полным кувшином вина.

130

Мальчик хотел совершить для царя возлиянье,

Но от себя отодвинул Правитель сосуд,

Вспомнил Властитель своё неблагое деянье,

Над бунтарями пытаясь свершить правый суд:

…Отрока Зевс обнаружил на пастбище Иды,

Где отдыхал иногда от ревнивой жены —

Там, на вершине, спокойно сгорали обиды

В крепких и тёплых объятьях земной тишины.

131

Как-то услышал он громкие звуки свирели —

Гнал пастушок по лугам белоснежных овец.

Зевс пожалел вдруг юнца: «Поднят рано с постели…

Как он прекрасен! А кто его мать и отец?»

Образ охотника принял Властитель мгновенно

И подошёл незаметно к тому пастушку:

«Мальчик, играешь на дудке ты самозабвенно!

Кто ты, и чьё это стадо, скажи старику!»

132

«Я – Ганимед, и пасу здесь отцовское стадо,

Областью этой владеет родитель мой Трой!

Я провожу к повелителю, если так надо,

Город растущий увидишь внизу под горой!»

«Нет, пастушок, мне не нужно спускаться к столице —

Я заблудился немного, бредя в темноте!»

Зевс посмотрел на подростка, сжав посох в деснице,

Вновь удивился тиран молодой красоте…

133

Через мгновенье был царь на Олимпе высоком,

В уединении стал размышлять о юнце:

«Кровь с молоком? Нет, пожалуй, с живительным соком —

Как совершенны черты на прекрасном лице!

Обликом он превзошёл самого Аполлона,

Но молодой пастушок – это смертный простой!

Мог бы он стать образцом для богов пантеона

И удивлять всех бессмертных своей красотой!

134

Но для богов тридцать лет в Ойкумене – мгновенье,

Я рассуждаю, а там дни летят, как во сне!

Чтоб красоту сохранить, принимаю решенье —

Грозный орёл принесёт Ганимеда ко мне!

А быстроногий Гермес даст отцу откупные,

Чтоб воровством не обидеть царя и жену!

Мальчика этого скоро забудут родные,

Я же подарками бога заглажу вину!»

135

Зевс устыдился, что было нечестным деянье —

Родичи юноши часто пускали слезу:

«Бросил верховный правитель нам, как подаянье,

Двух белоснежных коней и златую лозу!»

Нет уже Троя и сына правителя – Ила,

Лаомедонт, их потомок, царит в городке,

Жизнь у которого ныне кислее кизила —

Жадность набила мозоли на царской руке!

136

Принял решение царь без подсказки Фемиды:

«Вот приговор вам, сын Феб и мой брат Посейдон:

Крепкой стеной обнести поселенье у Иды,

Чтоб неприступным смог быть городок Илион!

Не беспокойся, мой брат, о седых океанах,

В водах бескрайних твоих будет править Нерей!

Сын Аполлон! Ты теперь позабудь о пеанах —