Паша Грачев, теперь уже с закрепленным погонялом «Мерседесс», переговорив предварительно с Ельциным, принял, видимо, для себя решение о том, что надо дивизию разделить. Как он сам нам говорил, потому что, мол, мы не можем такое боевое, с железобетонными традициями соединение, оставить полностью в Украине, она нам и самим нужна. В качестве министра обороны России он прибыл сначала в Киев, а там для переговоров по дивизии, ему определили спарринг-партнера генерала Лопату.

Вот в таком составе, естественно, с группами клерков рангами пониже, они и прибыли в дивизию. Как уже было заведено, собрали офицеров в клубе нашего полка. Если для всех Болградских офицеров эта процедура была в диковинку, то для меня только что пережившего подобные собрания в Фергане, создавалось впечатление, что процесс просто продолжается, только его перенесли на несколько тысяч километров в другое место.

Генералы ведь все были еще вчерашние, советские. Так или иначе пересекались по службе. Были знакомы лично или имели общих друзей и знакомых, поэтому на наших глазах они беспрерывно похлопывали друг дружку по плечам, шутили, подтрунивали, сыпали шутками и прибаутками. Могло сложиться впечатление, что здесь собрались закадычные друзья, сейчас подчиненные накроют стол, все хорошенько посидят, выпьют, споют, переночуют и разъедутся по местам службы, но это только непосвященный мог так подумать. На самом деле протекали глубинные процессы по развалу и расколу, разрыву того, что складывалось веками. Разрыв этот шел по нашим душам и телам. Он кровоточил и сильнейшей болью отдавался в наших сердцах.

Я не мог спокойно смотреть на широко улыбающегося Грачева. Он к этому времени уже урвал свои «Мерсы». И не только при выводе войск из Германии. Тысячи эшелонов проследовали в степи и пустыни глубинной России. Сотни тысяч офицеров и их семей теперь мыкались без жилья под открытым небом. А он здесь перед нами изображал радушие и благодушие. Еще совсем недавно, точно так же, он был готов бросить нас на произвол аборигенов в Узбекистане.

А сейчас, с его фальшиво улыбающегося рта, прозвучала формула:

– Товарищи, мы со своими украинскими коллегами пришли к общему компромиссному решению по разделу дивизии. Технику и имущество поделить поровну, а офицеры и прапорщики должны добровольно определиться, кто остается и кто примет решение на передислокацию в Россию. Мы уже даже определили место будущего расквартирования дивизии, это будет город Иваново.

Я окинул глазами по залу, чтобы оценить реакцию присутствующих на эту информацию. Головы почти всех сидящих, резко поникли, опустились вниз. Каждый задумался о том, каково будет жить, и служить после благословенной, и по южному, теплой Бессарабии в довольно северном городе ткачих. Я для себя решил тогда сразу, нет не поеду, остаюсь. Будь что будет. Надо отдать должное, что во время этого совещания никто и никого не агитировал, не уговаривал и никаких благ при переезде или тем, кто не никуда не поедет, не обещали. Прошло более двадцати лет с тех пор, а я так и не пойму, правильным ли было мое решение тогда.

Затем последовал то – ли приказ по дивизии, то – ли просто указание на составление списков тех, кто желает переехать в Россию. Списки составлялись и утрясались долго. Минимум пару недель. Были целые трагедии в семьях, потому, как трещина шла и через них. Где- то муж, а где то жена и дети желали уехать, а другая половина остаться и наоборот. Кому – то родственники угрожали, что откажутся от него и проклянут, если он посмеет уехать. Вариантов было много и всяких. Мне никто в этом вопросе не мешал. Просто мотаться по свету я очень устал, и твердо заявил на всех уровнях, что остаюсь на месте.