– Неужто? – ужаснулся Сухоруков.

Гладкий перекрестился.

– Вот те крест!

– Обозвал, – подтвердил Перфильев.

– Я ему за такие слова харю разбил бы! – воскликнул Сухоруков.

– Мы и кинулись ему бить харю, – продолжил Гладкий. – А приятель Мишкин, за него заступился, и пошло-поехало.

Петров покачал головой.

– С чего вдруг Мельнов взялся поносить государя Ивана Алексеевича?

– Скользкий он, Мишка, – ответил Перфильев. – Я ему не верю…

– А вот ещё один такой же – себе на уме, – тихо сказал Сухоруков. – Немец – он и есть немец, хоть и в православную веру крещённый.

Эти слова относились к проходящему мимо капитану Цыклеру. Словно учуяв, что говорят о нём, он остановился возле беседующих стрельцов.

– Мое почтение Ивану Елисеивичу! – поприветствовал его Перфильев.

– Куда путь держишь? – спросил Петров.

– А тебе что за дело? – проворчал Цыклер.

– Я просто полюбопытствовал. Ежели не хочешь отвечать, не отвечай. Мне чужие тайны не больно надобны.

– У меня нет тайн от своих товарищей…

Петров перебил его:

– Разве же ты нам товарищ?

– А почто же нет? – удивился Цыклер.

– Ты начальство, а мы простые воины.

– Стрельцы все одним миром мазаны.

– Разве? – возразил Петров. – Кабы оно так было, вы, наши начальники, не мучили бы нас.

Цыклер глянул на него осуждающе.

– Ох, Афоня! Опять ты свой норов выказываешь. Мало тебя за него секли.

– Мало, по-твоему? – взъерепенился Петров. – У меня милостью начальников вся спина исполосована!..

– А ты зря на нас серчаешь, – заговорил Цыклер тихим голосом. – Мы тоже люди подневольные: над нами бояре начальствуют. А стрельцам нынче надобно вместе держаться, дабы изменникам противостоять…

Сухоруков прервал его:

– Значит, правда, что бояре – изменники?

– Вестимо, правда, – подал голос Перфильев. – Иначе, почто же они государя Фёдора Алексеевича извели да братца его, государя Ивана Алексеевича от власти отрешили? Не зря молва их винит в измене!

– Не зря, – согласился Цыклер.

– Матвеев вчера прибыл, – задумчиво промолвил Гладкий.

– Вот то-то и оно! – отозвался Перфильев.

– Я был у дьяка Шакловитого, – продолжил Ефим. – Он сказывал, что бояре грозятся повесить самых буйных стрельцов, а прочих разослать по дальним гарнизонам.

Его слова произвели должное впечатление.

– Что теперь будет? – испуганно воскликнул Сухоруков.

– Нельзя допустить расправы! – заявил Петров.

– Никак нельзя, – согласился с ним Перфильев.

– Вот нам и надобно держаться вместе, – изрёк Цыклер.

В это время со стороны Сретенки появились четверо – седовласый стрелецкий полковник Афанасий Левшин в сопровождении троих стрельцов в зелёных кафтанах и малиновых шапках.

– Ой! – встрепенулся Цыклер. – Мне же надобно с полковником потолковать.

Когда он направился к Левшину, Петров проворчал:

– Нет у меня доверия к немцу, да и прочим начальникам я тоже не доверяю.

– Однако же Цыклер прав, – отозвался Сухоруков. – Нам покуда надобно держаться вместе.

– То-то и оно, что покуда, – буркнул Петров.

Матвеев навестил царицу Наталью Кирилловну и царя Петра, но ни царевич Иван, ни царевны не удостоились его визита.