Исчезнет во дворах
Под белою метелью.
А было ли вчера
В зашторенной мольбе,
Где суток странный миг,
Нелепо исчезая,
Всё возвращал к тебе
И исчезал в тебе,
Не дожидаясь слов,
Значенье повторяя.
Да, всё придумал я:
И улиц разворот,
И минский старый дом,
Твои шаги в подъезде;
Почти как у Моне,
Кромешный снег идёт…
И беличьи следы
В заутренней надежде.

«Всё равно стихи…»

Всё равно стихи.
Всё равно метель.
Всё равно печаль.
Лодка у дороги.
Всё равно Весна
Дверь сорвёт с петель,
Белым цветом в рост
Вишня на пороге.
Всё равно закат.
Всё равно костёр.
Телефонный звон,
Словно гомон птичий.
Всё равно портрет
Напишу на спор
И воды налью
Ветреной, криничной.
Всё равно стихи
Вечером и днём,
Всё равно печаль
Звонкою подковой.
Всё равно идём,
Всё равно живём
И латаем мир
Запоздалым словом.

«На ступеньке вагона —…»

На ступеньке вагона —
Ветер, кричащий в спину;
На ступеньке вагона —
Солнце прожжёт насквозь;
На ступеньке вагона —
Белее кажутся зимы;
На ступеньке вагона —
Прошлое – не всерьёз.
На ступеньке вагона —
Вижу тебя воочью;
Километры, строчки
Торопятся наяву.
Остановка была
Вчерашней недолгой ночью…
Уходя от вокзала, понял:
Ещё живу.

«Вы в Польше…»

П. А.

Вы в Польше,
Где гласные дольше,
Где легких согласных гавот;
Вы в Польше – не слышу Вас больше.
Без жалости время течёт.
Я Вам напишу непременно, —
Варшава, как старая сцена,
Чуть-чуть подрумянит холсты;
Мазурка гремит неизменно,
Играет Шопен вдохновенно,
А в улочках скроешься ты.
Любите печальную осень,
Где звуки и возле, и после,
Где листья, как птицы, кружат;
Вот пруд и заброшенный мостик —
Виланово. Поздние гости
В дворец королевский спешат.
Вы в Польше.
И ниточка тоньше —
В иголку едва попадёт.
Повозка, забытые рощи,
А время, как старый извозчик, —
Всё тянет и тянет вперёд.
Вы в Польше.
Разлука всё дольше…

«Ах, какая пикантная…»

Ах, какая пикантная
Пани Варшава:
Возле лестниц, костёлов,
Шопеновских рук,
Возле синей глазури
Подземных вокзалов,
Всё, что тайна, и всё,
Что пронзительно вслух.

«Я представил, что мы с тобой просто уедем…»

Я представил, что мы с тобой просто уедем.
И кусок пирога на тарелке не съеден,
И открытая книга на пятой странице,
И под утро дорога в наш домик приснится.
Я представил, что мы друг по другу скучаем;
Терпеливое лето вдвоём провожаем,
А на старом Амати скрипичная осень
Что-то вслух произносит,
Что-то вдруг произносит…

«До встречи немного рассеянно время тянулось…»

До встречи немного рассеянно время тянулось.
Вот снег. Вот дорога. Вот ты улыбнулась.
Вот день, поневоле короткий, как строчка.
Вот ночь. Вот рассвет. До свиданья, и точка.
Так кратко, божественно и подневольно,
И даже не больно. Светло и не больно.
Нет чувства утраты, есть чувство смиренья.
Душевные траты в костре на поленьях
Сгорают. До пепла. Вот вновь загорится
До встречи немного, и всё повторится.

«Если ты вернёшься ко мне…»

Л. Т.

Если ты вернёшься ко мне
На один день, на одну ночь,
Если сядешь в тот же вагон
На той же станции,
Если часы и минуты,
Метели и дожди
Отмеряют нашу вечность,
Если глаза твои
Прикоснутся к моему
Одиночеству,
Я поверю в Бога,
К которому шёл
По длинной смоленской
Лестнице.
Если ты вернёшься ко мне —
Постучись,
Хотя бы за несколько лет.

«Вдруг столько зимы…»

Вдруг столько зимы
В суете повстречалось
Над пылью дорожной,
Над сплетней досужей.
По вечной дороге,
Сметая усталость,
Нам всем по зиме
В этом мире досталось.

• • •

В домофон он всегда говорил мне одну и ту же фразу: «Мальчишка, бегом на четвертый!» Всегда встречал у открытых дверей и каждый раз просил не снимать обувь.

Я приходил к нему почти как в храм на исповедь. Счастьем было оказаться в этом пространстве «неформатных» мыслей, идей и божественной музыки.

Вспоминаю, как иногда, садясь за рояль, Евгений Павлович говорил: «А теперь по заявке Ильи Львовича – «Ласточка». Мы слушали и не могли сдержать слёз. Этой необыкновенной силой очищения обладают многие его песни, которые ещё не раз будут обретать своё второе рождение у новых поколений исполнителей и слушателей.