Большая баржа стояла у причала, укрытая в кронах вековых деревьев. Выносили последних тяжелораненых. После этого поступила команда на погрузку нашего пулемётного батальона. Я первый, со всей решительностью, смело взошёл на её борт, за мной следовала команда моего взвода. Всё делалось быстро, не создавая лишнего шума и суеты. Буксир, как маленький жучок, журчал у носа баржи, готовый в нужный момент отбуксировать баржу к сталинградскому берегу.

По бортам баржи лежали мешки с песком. Мой взвод, как и положено ему, взошёл на палубу баржи первым и занял место возле носа. Чтобы было места больше, мы уселись на песок и поставили пулемёты рядом с собой стволами вперёд, приготовившись, в случае необходимости, к бою. Как только баржа отвалила от пристани, нашему взору предстало невиданное зрелище: всё зеркало Волги освещалось ракетами, медленно спускающимися на парашютиках, которые выбрасывал немецкий самолёт, летящий низко над водой с севера на юг.

Плоскодонная баржа медленно пересекала фарватер Волги, видимо никем не замеченная. Приблизившись к берегу, нас охватил ужас – с крутого берега медленно, как с жерла вулкана, сползала горящая нефть. Она стекала по склону несколькими потоками, выпуская зловещие языки пламени и клубы чёрного дыма, с шипением вливаясь в русло реки, мгновенно разливаясь, заполняя собой всю прибрежную поверхность воды.

Баржа оказалась во власти пламени, а мы в объятиях смертельного страха; немцы разбомбили нефтехранилище, и нефть потоками хлынула вниз по склону к Волге.

Наша посудина медленно, как будто на ощупь, приближалась к берегу. Мы стояли в каком-то оцепенении и ни о чём не думали; жуткая смерть от предстоящего сгорания заживо в этом кипящем аду уже неотступно преследовала наши мысли. То, что нас заметили и могут расстрелять или уничтожить из орудий, миномётов, или накрыть авиацией и бог знает ещё чем, нас уже меньше всего волновало. Вот сгореть заживо – было страшно! Но Бог нас миловал, несмотря на все страхи, баржа вошла в тень берега, а это означало, что наземный обстрел нам не угрожает, а самолёты ввиду нелётной погоды уже не появятся. Мы благополучно пришвартовались к причалу, и, забыв, как всегда, поблагодарить Всевышнего Спасителя нашего, начали с большой радостью и поспешностью сходить на берег. Баржа оказалась металлической, что и спасло нас.

Пристань была широкой, из-за мелководья далеко выступала в воду. Деревянное ограждение по всему периметру были низким и, на мой взгляд, довольно непрочным. А почему так? Война – в случае опасности при большом скоплении народа прочные и высокие перила будут помехой разбежаться людям в разные стороны от опасности. Вот и ответ на мои сомнения. С другой стороны, если хорошо подумать, нужны ли вообще эти препятствия? Любопытство – это моя черта, не знаю уж, положительная или отрицательная. По-моему, человек, не обладающий любознательностью, недалёк в своих познаниях – это сугубо моё личное мнение.

Нам было приказано поторапливаться и быстрее покинуть палубу и дальше отойти от судна, что мы с большим удовольствием и выполнили. Наш первый взвод был на сей раз замыкающим, поэтому покидали её мы последними.

На пристани и под обрывистым берегом на песке рядами лежало бесчисленное количество тяжелораненых; чуть дальше по берегу без сопровождения сидели, медленно бродили, стискивая от боли на груди руки, не меньшее число легкораненых – все они ждали переправы в тыловые госпитали. Война для многих из них так или иначе уже закончилась. Пришедшая с нами с левого берега баржа должна доставить их на противоположную сторону Волги.