За дверью дома пахло хлебом, теплом печи и надеждой. А где-то в белой мгле бурана, отступившая, но не побежденная, колючая тень Лихоманки выжидала нового шанса. Приключения только начинались.
Глава 2: Колокол Молчания и Монах с Кувалдой (Побольше)
Тепло покровского дома, запах хлеба и травяного чая обволакивали Ваню, как спасительное одеяло. Малашу уложили на печь, отец Никодим уже готовил какие-то снадобья, а тетка Арина, отогревшись, взахлеб рассказывала батюшке о чудесном спасении и «железной колеснице». Ваняша сидел у стола, уничтожая тарелку дымящейся картошки с грибами и причмокивая от удовольствия. Местное сало (толстое, душистое!) лежало рядом, как трофей.
«…и как он Бурку-то поднял! – восхищалась Арина. – Шину из палки сделал! А потом как запели мы… и Лихоманка аж завыла! Отступила, окаянная!»
Отец Никодим кивал, его умные глаза изучали Ванюшу. «Сила духа да молитва – против уныния первое дело, – сказал он. – А смекалка твоя, Иван, и впрямь от Бога. Но вот беда…» Он вздохнул, поставив перед Ваняшей еще одну кружку чая. «Лихоманка – цветочки. В корнях сидит Кривда Шептунья. Завелась у нас в Покровском, да так ловко, что и не поймешь, где правда, где навет».
Ваняша проглотил картофелину. «Кривда? Это которая смуту сеет?»
«Именно. Слова перевирает, слухи пускает, шепчет на ухо то одно, то другое. Мужики на сходке чуть не подрались вчера – из-за межи, что ли? Кузьма Плотник с Петром Кожемякой, соседи вековые, вдруг как кошки с собаками! А Матрена Пекариха… та и вовсе объявила, что отец Никодим свечки церковные воровал да мед пил!» – Арина аж всплеснула руками.
«Мед? – удивился батюшка. – Да я от меду-то чихаю, как от черта лысого!»
«Вот то-то и оно! – Арина понизила голос. – А колокол наш Покровский… замолчал».
Ваняша насторожился. «Как замолчал? Сорвали язык?»
«Хуже, – мрачно сказал отец Никодим. – Звонит, да… криво. Звон стал какой-то хриплый, фальшивый. Будто сам колокол сомневается, что звонит. Люди мимо церкви идут – не крестятся, головы опускают. А уж о том, чтобы на службу собраться… Кривда Шептунья свое дело сделала. Разъединила, посеяла недоверие. Храм без общего звона и молитвы – как крепость без гарнизона».
Ваняша отложил ложку, мысленно переключаясь в режим «ЧС: Духовный разлад». «Так. Симптомы: коллективная паранойя, фальшивая информация, нарушение коммуникации, выход из строя ключевого сигнального устройства – колокола. Причина: внешний агент – Кривда Шептунья. Цель: дестабилизация обстановки». Он достал свой блокнот МЧС (чуть влажный, но живой) и карандаш. «Батюшка, этот колокол… он давно так? Физически цел?»
«Цел-то цел, – отец Никодим пожал плечами. – Да вот звону нет. Мастеров звали – те руками разводят. Говорят, колокол „обиделся“ или „дух потерял“. Чушь, конечно, но…»
«В механике чуши не бывает, – отрезал Ваняша. – Либо материал, либо крепление, либо… внешнее воздействие». Он вспомнил липкое чувство Лихоманки. «Можно посмотреть?»
Колокольня Покровской церкви была невысокой, деревянной. Лестница скрипела под ногами. Поднявшись, Ваняша увидел колокол – не огромный, но солидный, бронзовый, висящий на прочной дубовой балке. На первый взгляд – все в порядке.
«Ну-ка, давай проверим твою акустику, дружище», – пробормотал Ваняша, беря веревку от языка колокола. Он дернул – привычным, резким движением звонаря (курс молодого бойца МЧС включал и такое, на случай разрушений).
Звук… был. Но он не лился чистым, радостным медным звоном. Он был каким-то сплющенным, хрипловатым, с противным дребезжанием на послезвучии. Будто колокол звонил сквозь тряпку или… сквозь ложь.