Воздух был густым, давящим, будто сам мир сопротивлялся тому, что я все еще здесь, что не растворился в хаосе времени, не стал частью разлома. Я ощущал, как пространство вокруг дрожит, как оно пытается определить, где я должен быть – в прошлом, в будущем, в этой реальности или в той, что открылась передо мной на мгновение, когда я увидел себя, но старше.
– Ты снова исчез, – я слышал, что Кира была в растерянности, ее глаза внимательно изучали мое лицо, будто пытались найти там трещины, разломы, следы того, что я уже не тот, кто был с ней с самого начала. – Буквально на несколько секунд, но ты был не здесь.
Я сглотнул, чувствуя, как по спине пробегает холод, не от страха, а от осознания.
– Я видел… – я осекся, потому что слова звучали слишком реально, слишком весомо, слишком осязаемо, как если бы, произнеся их, я утвердил бы некую истину в этом мире. – Я видел Кроуфорд, но не тот. Он был… застывшим, мертвым, не мертвым в смысле разрушенным, а мертвым для времени. Людей не было, воздух был странным, неподвижным, будто время просто остановилось.
Макс выругался и резко выдохнул, его глаза вспыхнули яростью, но эта ярость была направлена не на меня – защитная реакция человека, который чувствует, что что-то страшное происходит, но не может это остановить.
– Это все очень неправильно. Сначала ты исчезаешь в разломе, потом Осколки времени появляются из ниоткуда, а теперь ты еще и видишь… что? Будущее?
Я провел рукой по лицу, стараясь упорядочить мысли, собрать их воедино, сделать так, чтобы они перестали разбегаться в разные стороны, как песок, который не удается удержать в руках.
– Я не знаю. Это было будущее или что-то другое, но я видел себя. И этот "я" сказал мне, что я уже разорван.
Кира резко напряглась, а Макс выругался еще раз, теперь глухо, почти срываясь на злобный смешок.
– И что это, нахрен, значит? – спросил он, не сводя с меня взгляда, который был одновременно внимательным и напряженным.
Я покачал головой, потому что не знал. Я действительно не знал, но внутри меня что-то шевелилось. Какая-то часть меня понимала, что значит быть разорванным, но я не был готов произнести это вслух, не был готов столкнуться с этим осознанием, потому что тогда мне пришлось бы признать, что я уже не принадлежу этому миру целиком.
– Нам нужно двигаться дальше, – Кира приняла решение так, как она всегда это делала – быстро, уверенно, не оставляя времени сомнениям.
Она не смотрела мне в глаза, но я видел – она хочет спросить что-то еще. Мне казалось, она чувствует, что что-то изменилось, но не готова озвучить это. И, возможно, это было к лучшему. Мы двинулись вперед по незнакомой улице, по которой шли сюда совсем недавно.
Мир, который мы знали, начал медленно меняться, словно магические механизмы, вплетенные в его основу, перестали работать так, как должны. Ветер не был ветром, он был эхом чего-то другого, а свет фонарей на улицах был неестественно размытым, как у старого, поврежденного кинопроектора. И я чувствовал, как что-то наблюдает за мной. Не леди Анабель, и не Осколки времени. Что-то более глубокое. Что-то, что знало, что я изменился. Но никто из нас не догадывался, что настоящая угроза уже совсем близко. Я чувствовал, как мир вокруг нас адаптируется к моему новому состоянию. Он признавал меня, и это пугало.
– Стоп, – Кира резко вскинула руку, и мы замерли.
Я напрягся, чувствуя, что она что-то услышала. Тишина. Но это была неправильная тишина. Она была слишком ровной, слишком глухой, слишком идеальной. Я закрыл глаза, концентрируясь, позволяя себе почувствовать потоки времени вокруг нас. И я понял, что мы здесь были не одни. Мы увидели силуэты, стоящие вдалеке, в тени улицы, их движения размытые, словно они существовали везде и нигде. Это были не люди и не призраки. Это были те, кто застрял во времени. Они ждали. И я понял, что мы приближаемся к чему-то, что не должно было быть найдено. Но теперь, когда мы были здесь, отступать было поздно.