Варяги – это те же норманны, что совершали начиная с IX в. набеги на Британию, Францию, Сицилию, Южную Италию, гонимые туда из скудно одаренной родины (Скандинавия, Ютландия) материальной нуждой, влекомые жаждой подвигов, удальством и мыслью о легкой наживе. Они покидали свою родину отдельными, сравнительно небольшими дружинами или отрядами и, вернувшись домой, могли быть уверены, что найдут на месте и дом свой, и сородичей. В этом их отличие от франков, вандалов, вест- или остготов: те, снимаясь со старого селища, переселялись на новые места всем племенем, с женами, детьми, с домашним скарбом, со всеми стадами скота и табунами лошадей; после их ухода оставалось пустое место, которое могли занять другие племена. Одни норманны шли на Запад и известны там под этим именем (Nordmanner – северные люди: таковыми были они для жителей Средней и Южной Европы), другие выбирали Восток – этих обыкновенно звали (в Византии) наемники, наемные солдаты.

Но различие между норманнами и варягами не в одном названии: норманны – преимущественно берсеркеры, удальцы, захватчики, морские пираты. Недаром появление их в Западной Европе вызывало в населении панический страх: недаром там сложилась молитва: De furore Normannorum libera nos, Domine («От ярости норманнской избави нас, Господи»). Свободное для всех море позволяло норманнам проникать всюду и безнаказанно. Варягам же, наоборот, путь в Царьград лежал добрую половину по суше, и, будь они исключительно шайкой грабителей и пиратов, прокладывай себе дорогу исключительно одним оружием, им бы не добраться до Царьграда, а если и дойти, то значительно ослабленными в силе и количестве. Между тем проезд через Русскую землю доставался им сравнительно легко – это потому, что из берсеркеров варяги превратились здесь в дружинников-торговцев: хотя и вооруженные с головы до ног, они все же прокладывали себе путь не столько насилием, сколько соглашением, связав свой личный интерес с интересом местного населения, и в самую Византию приходили не столько грабить, сколько торговать или нанимались там за плату в военную службу.

Не одна Византия притягивала варягов на Востоке: извлечь себе пользу умели они и в Русской земле, причем и здесь, хотя не отказывались при случае прибегать к силе, шли навстречу местным нуждам. При постоянных своих междоусобицах русские искали и находили себе в варягах военную помощь и содействие (на этой почве могла возникнуть легенда о призвании Рюрика с братьями); большие города (Новгород, Киев), где вырос богатый торговый класс, ценили варягов как военную охрану их торговых караванов. Таким образом, роль варягов на Руси была двоякая: где они завоеватели (Аскольд и Дир в Киеве; Рогволод Полоцкий), а где военная наемная дружина. Но грубая сила в ту пору значила много; такая дружина, естественно, приобрела в лице своего вождя конунга, властный голос в делах общественных и в результате, наряду с туземными племенными князьками (Мал в Древлянской земле), вскоре появились князья варяжского происхождения (Рюрик, Олег) и взяли окончательный перевес над теми.

По добровольному ли соглашению или насильно оседали варяги в Русской земле, во всяком случае, появление их там не имело ничего похожего на завоевание Западной Римской империи германскими племенами; там целое племя овладевало территорией, захватывало власть, присваивало себе земельные богатства и, поработив местное население, лишив его прав и свободы, становилось в положение особого привилегированного класса победителей, причем новая аристократия обыкновенно резкой стеной отграничивала себя от побежденных. В России, наоборот, даже в лучшем случае варяги являлись ничтожной горсточкой, которая постепенно таяла в массе местного славянского населения, заранее обреченная на бесследное исчезновение (уже внук Рюрика, Святослав, носит чисто славянское имя). Сравним аналогичное явление в Нормандии: норманнский элемент – победители, распылился и там; норманны приняли язык и культуру побежденных французов, оставив по себе воспоминание в одном только названии завоеванной ими области – Нормандии.