Максенций, избавленный от всяких страхов и опьянённый успехом, предался всем порокам тирании. Он считал своей добычей имущество граждан и честь женщин, творя насилие без всяких опасений. Он не знал, что новый враг угрожает ему со стороны собственного отца.

Максимиан, император без владений, не был из тех, кто довольствуется пустым титулом. Его зять правил в Галлии, сын – в Италии, но их власть не была его властью, и он жил в зависимости от них. Он попытался настроить Константина против Максенция, но, потерпев неудачу, отправился в Рим, полагаясь лишь на себя и решив – раз чужая поддержка ему недоступна – в одиночку осуществить замысел, от которого его необузданное честолюбие не позволяло отказаться.

Он воображал, что войска, некогда ему подчинявшиеся, с радостью вернутся под начало прежнего императора, а дурное правление сына казалось ему наилучшим поводом для мятежа. Он строил козни, вёл интриги и, будучи отчаянно смелым, легко убедил себя, что сил достаточно. Тогда он созвал собрание солдат и народа и там обрушился с обвинениями на правление Максенция, который присутствовал при этом. Он объявил его недостойным власти и попытался лишить её силой, сорвав с плеч пурпурную мантию.

Это странное насилие заставило г-на де Тиллемона усомниться в законности рождения Максенция. Некоторые писатели утверждали, что он не был сыном Максимиана, а подменным ребёнком, которого императрица Евтропия подложила из политических соображений. Подобное предположение само по себе маловероятно, авторы, его подтверждающие, не слишком авторитетны, а в действительности Максенций всегда признавался сыном Максимиана. Если старый император пошёл против него на столь крайние меры, то лишь потому, что его пожирало бешеное честолюбие. Максимиан был вполне способен попрать естественные права, лишь бы вернуть себе власть.

Но он плохо рассчитал свои меры: Максенций нашел поддержку среди солдат, которые открыто встали на его сторону против бесчеловечного отца, против беспокойного старика, который не сумел ни удержать власть, когда обладал ею, ни довольствоваться частной жизнью, на которую сам себя обрек, и теперь хотел вернуть себе путем ужасного преступления то, от чего отказался то ли по непостоянству, то ли по слабости. Максимиан подвергся опасности: он вынужден был спасаться бегством и, по словам Лактанция, был изгнан из Рима, как второй Тарквиний Гордый.

Он удалился в отчаянии и замешательстве, но неизменившимся, и прибыл в Галлию к своему зятю Константину, тщетно пытаясь заразить его своей яростью. Отвергнутый этим государем, который не пожелал ни ввязываться в его распри, ни помогать ему в мести, он обратился к Галерию, непримиримому врагу своего сына. Лактанций приписывает ему замысел, достойный его, но маловероятный в данных обстоятельствах, – убить Галерия и занять его место. Правда, целью всех его действий был трон, и это желание доводило его до безумия, побуждая уничтожать любые препятствия на своем пути. Но власть Галерия была слишком прочна, чтобы ее можно было легко поколебать, и планы Максимиана, по крайней мере напрямую, не были направлены на ее свержение. Он задумал, как мы увидим, другой план, который провалился; и единственным результатом его поездки стало то, что он стал свидетелем возведения Лициния в ранг Августа.

Галерий не признавал Константина Августом. Максенция он считал узурпатором и тираном. Более чем вероятно, что он считал незаконным поступок Максимиана, вновь облачившегося в пурпур, и не признавал за ним никакого другого статуса, кроме как бывшего императора. Таким образом, место Августа, которое занимал Север, по его системе оставалось вакантным, и он предназначал его Лицинию.