Таково было положение дел у Константина, когда Максимиан прибыл в Галлию в начале 307 года от Р. Х., чтобы заручиться его дружбой.

Между ними уже существовали тесные связи. Констанций Хлор был приёмным сыном Максимиана и женат на его падчерице, Феодоре, которая родила Константину нескольких братьев и сестёр. Максимиан ещё более укрепил этот союз, выдав за Константина свою дочь Фаусту. Судя по свидетельству панегириста, этот брак планировался давно, и у нас нет оснований сомневаться в этом, поскольку император Юлиан подтверждает, что это было согласованное решение между Констанцем Хлором и Максимианом.

Впрочем, Константин ранее был женат на Минервине, о которой больше ничего не известно, и имел от неё сына по имени Крисп, которому на тот момент могло быть около семи лет. Его трагическая кончина впоследствии стала главным пятном на репутации отца. Возможно, Минервина к тому времени уже умерла, а может, была отвергнута, чтобы освободить место Фаусте. Достоверно известно, что она была не наложницей, а законной супругой. Языческие авторы согласны с христианскими в том, что Константин отличался целомудрием и избегал запретных удовольствий.

Максимиан, сделав Константина своим зятем, также даровал ему титул и ранг Августа. Константин принял его, считая, что назначение от Максимиана – более весомый и бесспорный титул, чем провозглашение его императором солдатами после смерти отца. Однако Галерий признал его в этом статусе лишь год спустя.

Пока всё это происходило в Галлии, Галерий вторгся в Италию, чтобы отомстить за Севера и свергнуть Максенция. Согласно Лактанцию, чья ненависть к этому правителю неизменно сильна, его замыслы простирались не далее, чем истребить сенат и перебить народ Рима. Но задумать такое было легче, чем исполнить. Галерий вёл многочисленное войско, но не сумел привязать его к себе уважением и любовью. К тому же он плохо представлял себе то, на что отважился.

Он никогда не видел Рима и, подобно Титиру у Вергилия [4], воображал его похожим на знакомые ему города, с небольшими отличиями. Когда же он приблизился к нему, то был поражён его огромными размерами и начал сомневаться в успехе. Вскоре Максенций, искусный в совращении солдат противника, сумел подкупить войска Галерия. Соблазнённые деньгами и обещаниями, они стали возмущаться «недостойной войной между тестем и зятем», лицемерно ссылаясь на священные права родины – будучи римлянами, они якобы не могли поднять руку на Рим.

Но дело не ограничилось пустыми криками. Целые легионы переходили на сторону Максенция. Галерий оказался в положении, схожем с тем, в котором был Север, и опасался такого же разгрома. Он смирил свою гордыню: бросился к ногам оставшихся солдат и мольбами, слезами, обещаниями щедрых наград добился того, что те не покинули его и сопроводили при отступлении. Так он бежал, даже не обнажив меча и не испытав судьбу в бою.

Лактанций утверждает, что его можно было легко добить, если бы пустились в погоню. Но Максенций, столь же беззаботный и беспечный, сколь коварный и лживый, счёл себя счастливым, избежав опасности, и позволил Галерию беспрепятственно уйти. Тот, не ожидавший такой нелепой снисходительности, принял меры, соответствующие его натуре, чтобы обеспечить отступление. Он разрешил, даже приказал своим войскам грабить и опустошать все земли на пути. Этот приказ привёл к разорению большей части Италии. Солдаты, получившие полную свободу действий, творили любые зверства. Галерий извлёк из этого двойную выгоду: обогатил армию и оставил потенциальным преследователям лишь разорённую землю, где невозможно было найти пропитания. Так он вернулся в свои провинции, покрытый позором неудачи и с сильно поредевшим войском.