Совершенно необычной была формула, в которой он пожелал выразить пожелания, высказанные ему республикой 3 января согласно обычаю, установленному со времен Августа. Он сам добавил к пожеланиям своего здравия и процветания условие: «При условии, что он будет править хорошо и на благо всех дел республики» [30]. Это было крайне популярно и в то же время показывало его уверенность в себе: он желал продления своих дней лишь в зависимости от благополучия республики и не допускал, чтобы за него возносили пожелания, не связанные с пользой тех, кто их высказывал.

Затем настал день назначения магистратов, стоящих ниже консулов, – то есть преторов, эдилов, квесторов и т. д. Ибо так, я полагаю, следует понимать общие выражения Плиния, который, говоря о вещах, хорошо известных его слушателям, не счел нужным выражаться точно и определенно. Это назначение происходило по голосованию сената, и Траян председательствовал как консул. Легко понять, что выборы, проходившие под председательством императора, зависели главным образом и почти исключительно от него. Но Траян объявил кандидатам, что они могут надеяться получить от принца желаемые почести лишь в той мере, в какой они испросят их у сената и получат голоса этого августейшего собрания, к уважению к которому он их призвал.

Выбирая между кандидатами, он многое учитывал знатность их предков. Если оставались еще отпрыски древних родов, которые Цезари так долго стремились уничтожить, он поощрял их, с удовольствием возвышал и, проявляя похвальное бескорыстие, чтил в них преимущество, которого сам не имел. Он также принимал во внимание прежние заслуги: добросовестное исполнение низшей должности было лучшей рекомендацией для повышения. Он взвешивал свидетельства, данные кандидатам людьми чести и добродетели. Он не упускал ничего, что могло помочь ему распознать достоинства и возвысить их, – и все это без использования императорской власти, действуя почти как простой сенатор и подавая пример скорее своим поведением, чем авторитетом. Те, кто получал назначение столь почетным образом, были, конечно, весьма довольны, но Траян умел не оставлять недовольными даже тех, кто не получил должности. Первые удалялись, преисполненные радости [31], вторые – утешенные надеждой.

Но это еще не все. Как только каждый кандидат получал должность, которую испрашивал, Траян поздравлял его с дружеской простотой. Он сходил с курульного кресла, чтобы встретить его и обнять, так что император и кандидат оказывались на одном уровне. И сенат, некогда видевший презрительную надменность Домициана, который едва удостаивал поцелуя руки первых лиц государства, теперь с восхищением наблюдал, как исчезает неравенство между дарующим должность и получающим ее. Сенат не смог сдержать восторга [32]. Со всех сторон зала раздались возгласы: «Тем вы величественнее, тем более достойны нашего уважения!» И ничего не могло быть справедливее. – «Тот, кто достиг вершины величия, – говорит Плиний, – может расти лишь унижаясь добротой. И его достоинство ничуть не страдает. Нет для государя опасности менее страшной, чем опасность унижения».

Траян так мало боялся этой опасности, что в молитве, которой он, по обычаю, начал [33] собрание для выборов, без колебаний поставил себя на третье место: «Я молю богов, – сказал он, – чтобы выборы, которые сейчас состоятся, послужили к вашей пользе, пользе республики и моей». А в заключительных пожеланиях церемонии он добавил слова, столь же исполненные скромности, сколь и выражающие справедливую уверенность в своей добродетели: «Да услышат боги мои молитвы в той мере, в какой я буду продолжать заслуживать ваше уважение» [34].