Еще больше возмущала непоследовательность Гальбы в отношении наказания тех, кто был орудием жестокостей Нерона. Некоторые понесли заслуженную кару за свои преступления: Элий, Поликлет, Патроб, отравительница Локуста и другие, не нашедшие защитников. Народ рукоплескал этим актам правосудия: когда этих знаменитых преступников вели на казнь, кричали, что нет для города праздника более отрадного и что их кровь – самая угодная жертва богам; но добавляли, что боги и люди требуют смерти того, кто своими уроками сделал Нерона тираном – гнусного и зловредного Тигеллина.

Но хитрый негодяй последовал обычной тактике себе подобных: всегда не доверяя настоящему, всегда настороже против возможных перемен, они заранее обеспечивают себе могущественных друзей как защиту от народной ненависти и, укрывшись за ними, смело творят преступления, будучи уверены в безнаказанности. Тигеллин заранее принял меры, чтобы заручиться покровительством Виния. Еще в начале смуты он привязал его к себе, позаботившись спасти его дочь, которая, находясь в Риме во власти Нерона, рисковала жизнью; а недавно он пообещал тому же фавориту огромные суммы, если тот своим влиянием избавит его от опасности. Эти ловко рассчитанные меры увенчались успехом. Винтий взял его под свою защиту и выхлопотал у Гальбы обещание сохранить ему жизнь.

С изумлением сравнивали судьбу этого несчастного [Петрония Турпилиана] с участью Петрония Турпилиана, который, не имея иного преступления, кроме верности Нерону, был за это наказан казнью, тогда как тот, кто сделал Нерона достойным смерти, кто, доведя его развращение до предела, затем порвал с ним из корысти и добавил ко всем своим злодеяниям трусость и предательство, жил счастливо и спокойно: явное доказательство огромного влияния Виния и несомненной возможности добиться от него всего за деньги.

Возмущенный народ обрушился на Тигеллина. В цирке, в театре раздавались громкие требования его казни, которая стала бы для толпы сладчайшим зрелищем. В этом желании сходились все – и ненавидевшие Нерона, и тосковавшие по нему. Гальба, слепо повинуясь Винию, дошел до того, что приказал вывесить эдикт, в котором вставал на защиту этого отвратительного человека. Он заявлял, что Тигеллин не сможет долго прожить, ибо его истощает изнурительная болезнь, которая скоро сведет его в могилу. Он даже обвинял народ в жестокости и крайне негодовал, что его хотят заставить сделать свое правление ненавистным и тираническим.

Винтий и Тигеллин, торжествуя, издевались над народным горем. Тигеллин принес богам благодарственную жертву и устроил пышный пир; а Винтий, поужинав с императором, явился к Тигеллину на десерт со своей дочерью, вдовой. Тигеллин поднял тост за эту даму, оценив его в миллион сестерциев [8], и приказал главной наложнице своего гарема снять с себя ожерелье стоимостью в шестьсот тысяч сестерциев [9] и надеть его на шею дочери Виния. Тигеллин, однако, недолго наслаждался этим возмутительным безнаказанием: вскоре мы увидим, как при Отоне он наконец понесет кару за свои преступления.

Не нужно было быть столь значительным преступником, как он, чтобы получить прощение от Гальбы. Евнух Галот, отравивший Клавдия, один из самых рьяных подстрекателей жестокостей Нерона, не только избежал казни, но и получил богатую и почетную должность. Неизвестно, кто был его покровителем; но можно с уверенностью утверждать, что лучшего защитника, чем его деньги, у него не было.

У князя, которого ненавидят и презирают [10], даже добрые поступки истолковываются и воспринимаются плохо или, по крайней мере, не берутся в расчет. Гальба вернул из изгнания сосланных, разрешил наказывать доносчиков, отдал неблагодарных и наглых рабов на справедливую расправу их господам. Эти, безусловно, похвальные действия остались столь незамеченными, что Светоний и Плутарх даже не упомянули о них.