Некоторые сенаторы, более решительные льстецы, чем другие, добавили, что если императору будет трудно, то его следует принудить к этому; и они покинули сенат, как бы для того, чтобы осуществить это предполагаемое насилие. В то же время собравшаяся на площади толпа кричала, что народ чувствует то же самое. Клавдий не стал больше медлить. Он вышел из дворца, чтобы принять комплименты и поздравления, и, придя в сенат, попросил принять указ, разрешающий дядям жениться на дочерях своих братьев. Указ был принят, но Клавдий нашел только одного подражателя, или двух, как утверждает Суэтоний. Тем не менее, считалось, что эти браки, заключенные в соответствии с новой юриспруденцией, были результатом уговоров Агриппины.

С этого момента облик вещей изменился [6]. Все подчинялось женщине, которая, подобно Мессалине, не разыгрывала императора и империю в дураках с разнузданной глупостью. Власть была гордой и такой, какой мог бы обладать властный мужчина. Внешний облик Агриппины выдавал суровость и даже надменность: в доме не было беспорядка, если он не был полезен для удовлетворения ее честолюбия; она не стыдилась проституировать с Палласом [7], потому что ей нужны были заслуги этого вольноотпущенника для возвышения ее сына; добавьте к этому ненасытную жажду золота, плод ее страсти к царствованию.

В самый день свадьбы Силан покончил с собой – либо по необходимости, как говорит Суэтоний [8], либо от добровольного отчаяния, которое заставило его выбрать этот день, чтобы сделать несправедливость Клавдия по отношению к нему еще более одиозной. Его сестра Юния Кальвина была изгнана, и Клавдий приказал принести жертвы, чтобы искупить мнимый инцест брата с сестрой, в то время как он совершал настоящий инцест со своей племянницей.

Агриппина, стараясь не демонстрировать свою власть исключительно тираническими актами, вызвала Сенеку из ссылки и добилась для него преторства, думая, что общество отблагодарит ее за добро, которое она сделает человеку, завоевавшему блестящую репутацию благодаря своей учености и красноречию. Более того, она хотела дать такого прекрасного учителя своему сыну, образование которого началось весьма неудачно. Ведь в первые годы детства, которые он провел у Домиции, своей тетки, во время изгнания матери, с ним было всего два вольноотпущенника, один из которых был танцовщиком, а другой – купальщиком. Агриппина, обратившись к Сенеке по поводу своего сына, даже притворилась, что хочет воспользоваться советом этого искусного человека, чтобы посадить его на трон, не сомневаясь, что он все еще будет таить обиду на Клавдия, которым был изгнан, и что он не очень хорошо помнит, кому обязан своим отзывом.

Агриппина не теряла времени даром. Как только она вышла замуж, она убедила Меммия Поллиона, назначенного консулом, предложить сенату, чтобы Клавдий остановил брак Октавии с Домицием. Поллиону оставалось только следовать по пути, проложенному для него примером Вителлия. Он выступил в том же духе: и по его представлению Домиций, уже бывший зятем Клавдия, был избран его зятем. С тех пор он шел рука об руку с Британником и считался равным ему, движимый честолюбием матери и политикой тех, кто, обвинив Мессалину, опасался мести ее сына.

Лоллия Паулина недолго оставалась под гнетом Агриппины, которая не могла простить ей того, что она осмелилась соперничать с ней за брак Клавдия. Она прислала доносчика, который обвинил Лоллию в том, что она консультировалась с магами, астрологами и оракулом Аполлона Кларосского по поводу своего амбициозного проекта. Клавдий, не выслушав обвинителя, как это было в его обычае, представил сенату свое полностью сформированное мнение. Он начал с того, что изложил все, что могло послужить рекомендацией для столь прославленной дамы: ее рождение, имя, союзы ее семьи, опустив, однако, ее брак с Калигулой. Затем он добавил, что она замышляла интриги, пагубные для республики, и что ее следует лишить возможности сделать себя еще более преступной. В итоге он решил, что ее следует изгнать, а ее имущество конфисковать. Лоллия была чрезвычайно богата. Плиний [9] утверждает, что видел, как она в дни, когда не было больших церемоний, носила на себе драгоценности на сумму в сорок миллионов сестерций [10]. Ей оставили пять миллионов сестерций [11] из ее огромного имущества. Но она не избежала наказания, которое не вполне удовлетворило ее врага. Агриппина отправила его на смерть в изгнание: это был результат насилий и одиозных сотрясений, которыми Лоллий, ее дед, стремился обогатить свой род [12] и возвысить его до величайшего великолепия. Дион свидетельствует, что Агриппине принесли голову Лоллия и, чтобы убедиться, что ее не обманывают, она открыла рот и посмотрела на зубы, в которых было что-то особенное.