Вителлий и здесь сыграл свою роль. Стремясь создать себе благоприятные условия для зарождающегося кредита, он подружился с Агриппиной: прикрываясь подневольным именем цензора, он напал на репутацию Силана, у которого действительно была сестра, чья красота не была дополнена мудростью. Вителлий навел одиозные подозрения на дружбу брата и сестры, в которой не было преступления, но, возможно, неосмотрительность: Клавдий слушал эти речи, склонный из-за нежности к дочери легко тревожиться за зятя.

Силан думал не о чем ином, как о заговоре против него: в то время он даже был претором; и он был очень удивлен, когда внезапно исключил себя из сената приказом Вителлия в качестве цензора, хотя список сенаторов был составлен и канделябр закрыт за несколько месяцев до этого. В то же время Клавдий отказался от своего слова и разорвал запланированный союз. Силан был вынужден отказаться от преторства, а оставшееся место в течение трех дней занимал Эприй Марцелл, человек опасного красноречия, о котором мы еще не раз будем иметь повод говорить в дальнейшем.

Так закончился тот год: в следующем консулами были Помпей и Вераний.

C. ПОМПЕУС ЛОНГИНУС ГАЛЛУС. – Q. VERANIUS. ГОД Р. 800. 49 Г. Н.Э.

При этих консулах брак, заключенный между Клавдием и Агриппиной, перестал быть тайной. Слава о нем распространялась повсюду: они сами не стеснялись и не скрывали этого. Тем не менее Клавдий не решался приступить к торжеству, поскольку не было примера, чтобы дядя женился на дочери брата. Мысль об инцесте пугала его, и он даже боялся, что, если он продолжит, этот незаконный союз обрушит на империю гнев богов.

Вителлий взял на себя труд устранить эти сомнения. Он спросил его, намерен ли он противиться приказам народа и власти сената. Клавдий с невозмутимой скромностью ответил, что он один из граждан и что единодушное согласие народа устанавливает для него закон. Вителлий вышел оттуда и, войдя в сенат, объявил, что у него есть дело, касающееся спасения республики; попросив и получив разрешение говорить раньше всех, он объяснил, что великий труд принцепса, несущего бремя управления вселенной, нуждается в помощи и поддержке, чтобы, освободившись от домашних забот, он мог целиком посвятить себя счастью человечества. Итак, – добавил он, – что может быть более подходящим облегчением для нашего августейшего цензора, чем взять жену, которая разделяет его состояние, которой он доверяет свои самые сокровенные мысли и на которую он перекладывает бдительность, необходимую для семьи, находящейся еще в младенческом возрасте? У нас есть император, который не знает отвлечений роскоши и удовольствий: с ранней юности он всегда жил под властью закона».

Столь умозрительная речь была встречена всеобщими аплодисментами. Никогда еще лесть не была так хорошо принята. Вителлий заговорил снова: – Раз так, господа, и вы все согласны, что император должен жениться, то ясно, что честь его выбора может выпасть только тому, в ком сияют благородство, плодовитость и добродетель. Кто из нас не узнал бы Агриппину по этим чертам? И, конечно, по особому провидению богов она теперь вдова, а значит, в состоянии выйти замуж за принца, который не знает браков, основанных на похищении и несправедливости. Наши отцы видели, да и мы сами видели, как женщин отнимали у мужей по прихоти цезарей [4]. Подобные эксцессы далеки от скромности правительства, под которым мы живем. Клавдий достоин того, чтобы показать всем своим преемникам пример того, как подобает императорам жениться. Мне было бы бессмысленно говорить, что браки между дядей и дочерью его брата у нас в новинку. Согласен: но у других народов они в порядке вещей. Мы сами долгое время игнорировали союзы между двоюродными братьями и сестрами [5]. Обычаи должны соответствовать общественным интересам, и вскоре мы увидим все больше примеров того, что сегодня кажется необычным.