– Ты очень хорошо прибралась тут, – сказал он.
– Просто протёрла пыль, где могла. Это меньшее, что я могу сделать.
– Ты ничего не обязана.
Михаилу действительно не хотелось, чтобы девушка теперь изо всех сил пахала, пытаясь отблагодарить его. Это было нечестно. Он здесь работает сам, и с этим тоже должен был справляться сам… Если бы только хотел.
– Ну, тогда считайте, что это не для вас, а для дома, – она пожала плечами.
– Ты когда успела-то?
– Да, вот сегодня, когда встала
– Я думал, что ты отсыпаться будешь, после всего…
– Меня Фёдор разбудил, так что я уже не заснула потом.
Михаил ещё раз оглядел помещение сверху донизу.
– Молодец, – вспомнил он похвальные слова, – только не увлекайся этим всем. Тут убираться – сизифов труд.
– Ну, посмотрим, – она аккуратно сложила тряпочку и положила её в уголок.
«Та-ак, топливо заливать до отметки…» Он стоял в технической комнате, занимаясь обслуживанием капризных генераторов. На полу рядом с ним стояла парочка старомодных алюминиевых канистр. В нос ударил резкий запах горючего. Михаил запрокинул канистру, и жидкость стала уходить в бездонное прожорливое нутро генератора. Бензин бесконечно стекал в воронку, подобно течению жизни, уходящему в небытие. Закручивался по спирали, плескался, но, в конце концов, исчезал в чёрной дыре, дабы послужить на благо некоего большого механизма. Когда один генератор насытился, удовлетворённо булькнув, пришло время следующего. Но мысли Михаила всё равно были несколько об ином. Он думал о том, сколько может быть таких вот ещё вещей, которых он своим замыленным взглядом не замечает здесь. Может, тут вообще всё в такой пыли? И дома, и маяк, и сам он уже в пыли. Давно превратившись в деревянную мебель, в часть ландшафта. А если пыль эту смахнуть, то всё будет ярко и радужно, как когда-то в лучшие времена…
«Опять о ерунде всякой думаешь, старик?», – ехидничал внутренний голос.
Михаил нахмурился.
– Да отстань ты, – вслух пробубнил он себе под нос.
Когда с генераторами было покончено, он снял все необходимые по инструкции показатели с приборов и бережно, графа в графу, занёс их в журнал. Показателей этих от него, к слову, почти никогда и не требовали, но он всё равно периодически исправно их записывал. На самом деле, на этом и заканчивалась его сегодняшняя работа. На деле сам маяк не был таким капризным, как, очевидно, виделось начальству. Он был всегда исправен, и лишь однажды что-то с ним случилось, и он перестал светить. Но тогда проблему быстро устранили, и с тех пор он работал без всяких нареканий и заботы о себе не требовал. Маяк будто бы был выше остальных зданий не только по размерам, но и по тому, насколько независим был от человека. Этим хибаркам, пристройкам и сараям всегда кто-то был нужен. Чтобы за ними ухаживали, промасливали, подбивали куда-то клинья, заделывали прохудившиеся крыши, мыли окна. Лестница и вовсе вся окосела, будто желая сбежать то ли влево, то ли вправо, то ли вообще скатиться вниз по склону и упасть в неспокойное море. А маяку все было нипочем. Сколько лет стоит, а ничего не просит. И никто ему не нужен.
Щёлкнув выключателем света, он вышел из технического помещения. Всё то же море, всё тот же бриз. Змейкой сползала лестница со склона, соединяя постройки в единую сеть. Отсюда хорошо виден был зимний дом. Его почерневшие доски будто ставили чернильное пятно на всём этом виде, как с открытки. А задний двор зарос высоким бурьяном. Непосвященный человек и не узнал бы, что там есть какой-то двор, настолько первобытная природа поглощала, отвоёвывала обратно даже те маленькие территории, что присвоил себе человек. Она была хитрейшим партизанским воином, который нападал, чуть только стоит тебе расслабиться. Михаил давно пустил уже почти всё здесь на самотёк. Но теперь он был тут не один, и не мог отделаться от странного ощущения. Что, глядя со стороны на это место, действительно можно подумать, что это какая-то дыра. Он искренне не хотел ничего приводить в порядок, так как ему оно не мешало. Но, видимо, для этого пришло время. Тем более, пока девушки нигде не было видно. Он двинулся к сараю. Тот его встретил по обыкновению темнотой и пылью. И из этой темноты на него оскалились зубья грабель, вил, концовки тяпок, лопат, и, конечно же, красавица коса. Она легла в его руки. Но косой не везде пролезешь, и нужен был… Серп! А вот и он. Михаил увидел знакомую ручку и потянул её на себя, обнажая лихо закруглённое лезвие. Уже спускаясь вниз, он надеялся, что девушка уснула, или чем-то занялась, чтобы он мог поработать один, как и привык. Можно было думать о своём, размышлять, а работа в это время будто бы делалась сама. Он подошёл к дому. Вроде бы тихо. Если издалека казалось, что двор просто зарос травой, то теперь это выглядело, как настоящие мангровые заросли. Михаил перехватил поудобнее косу, и, взмахнув ей, начал прорубать себе путь. Трава поддавалась очень неохотно. Стебли, как будто уже сплелись в некую единую массу, и активно сопротивлялись своей вырубке. Не всюду лезвие даже проходило до конца, и приходилось делать два-три замаха по одному и тому же месту. Да и сама коса своим весом утягивала Михаила за собой, так что приходилось прикладывать определённые усилия, чтобы остаться на месте и не потерять равновесия. По итогу, за несколько минут работы, прорубил он лишь небольшой пятачок в непроглядных зарослях. Он делал очередной замах, вонзая лезвие в буро-зелёную биомассу, когда открылась фрамуга окна, и в нём показалось зевающее лицо Иры.