Я убила свою беременность одним действием из списка, который сама составила. Потом я уговаривала малыша остаться, говорила, что мы его ждём, мы его любим, что я буду осторожнее. И если потребуется, лягу в больницу и не шевельнусь, чтобы он родился. Ночь была длинная. Для слёз и молитв. Так или иначе, утром кровотечение усилилось – я вызвала скорую. Они приехали на край вселенной по самым пробкам и без лишних слов забрали нас.

Приемный покой похож на вокзал – людно, суетно, отдельные лица вызывают отвращение и панику. Есть чувство постоянного присутствия чего-то тяжкого. На железных скамьях вдоль коридора – люди, которым ночь не принесла хороших новостей. Все отступают друг от друга на метр, будто боятся заразиться бедой. Кто-то непременно уйдёт отсюда живым и невредимым. За кем-то приедут родственники и увезут в тёплый домашний быт.

Но сегодня это не я.

Дают заполнить документы. Рядом небритый мужчина с сильным кашлем, отойти некуда, хочется провалиться.

Списываю номер мужа с телефонной книжки, боюсь в волнении ошибиться. Ведь ему будут звонить. Если что.

Мне кажется, кровотечение усилилось, хочется лечь, хоть что-то принять – капельницы или таблетки. Но вместо этого надо спешить по длинным коридорам.

Дежурный гинеколог моложе меня. Не злая. Говорю, что кровотечение усилилось.

– Шансов нет?

– Шансы всегда есть, – осматривает меня спокойно. Руки по запястья в крови. Отправляет на УЗИ. Там очередь, в кабинете ругаются, что без талончика, «что они там, в дежурке, о себе думают?!»

Говорю, что по скорой, с кровотечением.

– Милая моя! – восклицает врач менторским тоном. – Кровотечение – это когда по ляжкам бежит. Ты тут не одна-единственная.

Мне без разницы, как со мной разговаривают. Плодное яйцо находят в матке. Эмбрион внутри. Он подрос, мне ничего не поясняют, дают бумагу на госпитализацию. Взяли анализы, ЭКГ. Гардероб – в подвале, отделение – на 8 этаже. Говорят, что лифт не работает.

Вот так – скорая привозит бережно, как хрустальную вазу, а потом ты рвёшь по коридорам и лестницам, одна! До отделения добираюсь в три погибели, хочется лечь, чтобы жизнь из меня перестала убегать. Через два часа плюхаюсь в палату – и безнадега отступает – врачи взялись сохранять, значит, есть шанс.

В палате на пять коек заняты две. Это был единственный день со свободными местами, можно было выбрать любую. Кровать, тумбочка, казённые простыни, знакомство с соседями – как будто я перенеслась в детский летний лагерь от своих переживаний, и никакой беды нет.

Выбираю кровать у дверей, подальше от всех.

Соседка оживает:

– Не рекомендую там спать – холодильник сильно шумит.

– Спасибо, – говорю я и переношу вещи на кровать с видом на небо. Рядом калачиком лежит женщина без признаков жизни. На полу, как ком – пеленка в крови.

– Только с операции привезли, через пару часов бегать будет, – говорит Женя, перехватывая мой взгляд. Вскоре я узнаю, что в отделении лежат все пациентки в кучу – и экстренные, и потерявшие, и на сохранении. В других больницах, мне говорят, отдельно лежат те, кто сохраняет, от тех, кто потерял, потому что совместное пребывание плохо действует на обоих. Здесь не заморачиваются.

Орут на весь коридор: «Ты с выкидышем? На УЗИ!» На малых сроках дают банку – идешь «рожать» в туалет со сломанным унитазом без воды и помощи. Рожают своих малышей там же прямо в палатах. Бессмысленная и беспощадная клетка, набитая кричащими женщинами, теряющими детей. Рожающих своих «там никого ещё не было». Такой обыкновенный повседневный ад в обшарпанном здании.