У половины женщин спасать нечего – и врач это видит с высоты опыта. Пока беременные ждут в коридоре – ребёнок внутри них одинаково жив и мёртв. Это отделение гинекологии, здесь случается разное. Только строгая женщина из шестого кабинета скажет, что там на самом деле. УЗИ Шрёдингера, в общем.

В моем случае врач понимает всё с трёх секунд взгляда на экран.

– Поднимайся, тут смотреть нечего.

Вдох. Пауза.

– Как нечего? – вырывается у меня. – ОН же был… вчера?

В ответ доносится про стаж и сертификаты (а у меня какой-то выкидыш 8 недель), своими сомнениями я оскорбляю её опыт.

«Он что, просто выпал вчера в унитаз? – суматошные мысли догоняют друг друга и стукаются об голову изнутри. – Это был ОН? Кровотечение почти успокоилось. Как я целый эмбрион не заметила? Я просто смыла его в унитаз? Господи…»

– Это уже точно? Вы можете ещё посмотреть? – слова вырываются у меня помимо воли.

– Вам что, мою лицензию показать?! – не выдерживает врач.

Я стою перед ней без штанов, и готова расцарапать ее лицо.

– В жопу вашу лицензию! – говорю неизвестная Я, криво одеваюсь и выхожу.

В глазах предательски защипало – я не планировала плакать, но уже почти. В коридоре сидит Ира, уже получившая приговор. Мы обнимаемся, плачем. У Иры мягкий свитер и красивые глаза. В них читается боль и «всё будет хорошо».

Девочка-интерн с нашими картами ждёт на скамейке, закусывает губу и строчит что-то в WhatsApp. В глаза не смотрит. Слёзы догоняют нас в палате, когда мы с порога видим обращенные на нас взгляды соседок. Я говорю дежурное: «Ничего страшного, в следующий раз получится».

И набираю мужу смс: «Его больше нет».

Когда видишь две полоски на тесте, ты не думаешь о плохом. В голове рой вопросов – от кроватки до роддома, но ни один не предполагает чего-то ужасного. Смотришь на тест, видишь себя и мягкого малыша в майских яблонях.

Он сразу приходит в твою голову, занимает все полочки. Мурашат чувства от слова «мама». Мне 33, но я ещё никому мамой не была. Говоришь по вечерам: «Спасибо, что пришёл», укладывая руки на живот. А муж подхватывает шуткой: «Привет, Пуговка!» Это может быть смешно, нелепо – разговаривать с тем, что не больше зёрнышка. Но в этом рождаются родители.

А когда случается то самое, неожиданное, невозвратимое, резкое и такое неправильное… Ты остаёшься одна, переживаешь, молчишь, отрицаешь, стираешь память. «Там ничего ещё не было», – говорят люди. Киваешь, соглашаешься. Наверное. Не было.

Живот заныл на шестой неделе. Я побежала в женскую консультацию по прописке.

«Беременность растёт – там и сердечко появится». По-доброму сказала врач, но внутри пробежал холодок.

– Дюфастон. Транексам. Начинайте принимать сегодня. Если выделения усилятся, срочно скорую, не ждите. Пока ничего страшного, это не норма, но так бывает. И… поздравляю вас!

– Спасибо, – сухо улыбаюсь, как ящерица. С бланком рецепта выскальзываю к гардеробу.

«Всё хорошо. Беременность в матке. Таблетки помогут»…

Я не знала, что бумажка в женской консультации будет жить дольше, чем ребёнок во мне. Она там до сих пор лежит, наверно. И в ней у нас всё хорошо.

На какое-то время таблетки стабилизировали моё состояние, и я поверила, что всё в порядке. Но однажды вечером кровотечение возобновилось. Ненавязчиво, тихо, но совершенно однозначно.

Я боялась встать сутки, чтобы не стало хуже, не спала всю ночь, смотрела на силуэт букета, вычерченный на фоне окна. Какое-то картонное чувство заполнило моё сердце. Муж обнимал, боль утихала, а я вспоминала недолгие семь недель и находила много своих грехов: рамки аэропортов, которые я прошла. Тяжёлые сумки… Лестницы, на которые я забегала. Таблетки, которые перестала пить, потому что не купила новую пачку. Нерегулярное питание, стресс в поездке, близость, от которой мы не удержались по возвращению домой. Знаю, что нормальной беременности это никак не могло повредить. Но я, однозначно, виновата. Виновата в том, что не слишком верила, не слишком заботилась. Брала в руки кошек, ходила на фитнес, дышала в переполненном метро, может, чем-то заразилась, я совсем не сидела дома! Взяла за основу фразу: «Беременность – не болезнь». Но она всё-таки в неё превратилась. Пусть все поломки на таком сроке, скорее всего, генетические – гены тоже мои, и я в них виновата.