– Что, я так запал тебе в душу, что уже соскучился по мне? – ехидно произнёс я.

– О, я думаю, что тебе прекрасно известно, что мне запало в душу, – протянул Тарком. – Ты знаешь, что маги лечения могли бы вылечить и твои глаза, и твоё сердце?

Серьёзно? Я могу не оставаться слепым калекой, а снова стать здоровым, нормальным человеком? Даже приподнялся на локтях, ощущая неожиданно вспотевшими ладонями ночную прохладу простыней.

– Серьёзно, – сказал он. – Но… ты понимаешь. Всё стоит денег. Операция, о которой я говорю, довольно дорогостоящая, однако если ты согласишься продать душу, то ты сможешь себе её позволить. Я даже готов предложить сверх того всё те же четыре горсти алмазных амерунов. Вам с твоей очаровательной подружкой хватит этого до конца жизни. Можно будет не работать, купите себе домик, будете жить вместе… Кстати, ты знаешь, что если тебе не купить новую родословную, то по правилам, когда всё закончится, тебя вернут назад, в твой родной мир? А твоя любовь останется здесь. Да даже если бы тебя не отправляли назад, что ты, ослепший, больной, можешь предложить любимой девушке?

Он продолжал меня уговаривать, и в моей душе что-то дрогнуло. Всё бы ничего, но вот Шарлотта… Даже если меня не отправят домой, то сколько она готова будет жить со мной в таком виде? Зачем ей нищий, слепой я с больным сердцем? Честное слово, если бы не Лотти, я бы не согласился! Моё сердце переполнял такой восторг от одного осознания, что она рядом, что я не представлял себе, как буду жить без неё.

Маг тени протянул мне прохладный на ощупь тяжёлый контракт, который надо было подписывать кровью… Слова на контракте были выпуклыми, и я, как мог, с помощью Айкромена прочитал его на ощупь, все сто сорок девять пунктов, объявленные Таркомом, плюс поспрашивал его ещё на предмет подробностей. Вроде ничего страшного. Носить на груди магический камень, который поглотит мою душу, когда я умру, и тратить деньги в своё удовольствие. Глубоко вздохнув, я вытерпел момент, когда Тарком проколол мне палец, и расписался своей кровью.

Всё. Кончено. Прости, душа моя, но ты теперь не моя собственность.

Не откладывая дела в долгий ящик, Тарком прямо после подписания контракта переправил меня куда-то, где слегка пахло свежестью и лавандой. Видимо, к магам лечения… Там я тупо простоял на своих двоих где-то часа два, а потом вдруг почувствовал, что снова чувствую свои веки и…

– Слава магии, это не сон! – я с шумом выдохнул, заморгав при этом так отчаянно, что свежеприобретённые глаза тут же заслезились.

Я снова мог видеть! Вот уж и правда: слава магии! Наша медицина никогда бы не сумела превратить спёкшиеся куски палёной плоти назад в человеческие глаза. Правда, надо признать, что и цены такой у нас никто не требует… Тень побери, надеюсь, что никто из моих знакомых никогда не узнает, что мне пришлось продать в обмен на восстановленное зрение, здоровое сердце и четыре горсти алмазных амерунов. Деньги более чем приличные, а дальше… Что ж, там уж что будет, то будет.

И всё равно: когда ты можешь видеть – это так здорово! Даже несмотря на то, что слепым я был не так уж и долго, мне этого хватило на всю оставшуюся жизнь. Никогда не шути с Огненными. Надо запомнить. Записать. Оставить зарубки на дереве. Высечь в камне. Кстати, и сердце больше не болело. Я снова был здоров!

Восстановивший мне глаза маг лечения, пожилой седовласый мужчина коренастого телосложения, мягко улыбнулся, глядя на моё восторженное состояние. Кажется, теперь можно жить дальше… Я огляделся. Мы с ним находились в простом дощатом сооружении, где стоял обычный деревянный стол с длинными скамьями по обеим его сторонам. На столе красовалось несколько букетов лаванды, это их запах я учуял, оказавшись здесь, и один букет был из мелких ромашек. За окнами в простых рамах давно темнела ночь, и комнату освещали только неяркие магические светильники. Таркома видно не было. Я ощупал на груди холодящий кожу магический амулет, висевший на длинной цепочке, и приподнял его на ладони – на вид это был оправленный в серебряные когти чёрный круглый камень. Так вот где найдёт приют моя душа после моей смерти. Надеюсь, ей там будет тепло и уютно, а не то я пожалуюсь в профсоюз проданных душ.