тоже. Мать настаивала – ей хотелось, чтобы аттестат дал бы ему хоть какой-то шанс на приличную работу, но сын уперся: с образованием на этом покончено.

Главное, что интересовало Андре, это музыка – а все остальное пусть идет к черту. Уж кому, как не Верне, было понимать: эта его дорожка была определена с рождения. Даже второе имя ее непутевого сына (Роумелл) было дано ему в честь музыкальной группы Romells. Дома постоянно валялась куча пластинок, и когда Андре был маленький, он пытался сводить для подружек мамочки песни на стареньком домашнем проигрывателе. Он еще не умел читать, но уже отличал сорокопятки по цвету «яблока». «Музыку на районе слушали все, – говорил Андре. – Пацаны в парке на полную громкость слушали каждый свой Walkman. Эти старенькие плейеры первых моделей мы называли “бластеры гетто”».

Сама Верна предпочитала фанк семидесятых. Всяких там Earth, Wind & Fire и еще Джеймса Брауна. Под них Андре и вырос. В четырнадцать лет он сходил на концерт Parliament-Funkadelic и все два часа простоял, почти не шевелясь. Рот у него открылся так, что внутри мог бы приземлиться космический корабль. Фронтмен группы Джордж Клинтон метался по сцене и, глядя на все это сумасшествие, Андре впервые понял, что музыка для него – это навсегда. «Вообще-то до того концерта я подумывал стать чертежником, – вскоре расскажет он корреспонденту Los Angeles Times. – Но тот вечер меня просто взорвал. Я первый раз подумал, что нет никаких ограничений, кроме тех, что ты сам себе ставишь». Фанк стал для него даже не музыкой, а сразу смыслом жизни.

Наверное, было бы неплохо пойти учиться играть на музыкальных инструментах, освоить ноты и все такое. Но Андре не пошел. Слух у него и так с самого рождения был абсолютным. На Рождество ему подарили диджейский пульт, и он наконец смог сводить треки. «Эта штука была нужна мне просто позарез, – вспоминает Андре. – Черт побери! Теперь у меня был пульт!»

В 1970-х и начале 1980-х звездами хип-хопа были именно диджеи. Парни, которые первыми стали читать рэп, воспринимались не как самостоятельные исполнители, а всего-навсего как болтливое дополнение к тем, кто стоит за вертушкой. Одним из пионеров был Айс-Ти[10]. Чуть ли не первая его запись – Reckless – была целиком посвящена Крису «Зи Глов»[11] Тейлору – диджею, с которым он выступал. Запись вошла в саундтрек к фильму Breakin[12] в котором вообще было представлено множество звезд тогдашней калифорнийской хип-хоп сцены. Но вот рэперы к числу звезд точно не относились. Тот же Айс-Ти был подписан в титрах к фильму как «читающий рэп».

Ранний хип-хоп был чистой импровизацией. Парни собирались на вечеринках и читали вживую. Даже позже, когда всё это начнут, наконец, записывать, именно поток рифм и ассоциаций будет считаться главным достижением любого рэпера. Хотя, например, в Нью-Йорке даже в те ранние годы все было немного иначе. Там исполнители типа Grandmaster Flash[13] еще в 1982-м говорили о политике или социальных проблемах. Там рэп не просто заполнял паузы между треками диджея: к середине 1980-х Run-D.M.C.[14] и LL Cool J[15] уже читали под тяжелые биты и умудрились стать намного популярнее любых диджеев.

Но вот Лос-Анджелеса все эти перемены совсем и не коснулись. Какая политика? Какое чтение под биты? Тут парни по-прежнему просто веселились на вечеринках. Музыка была куда быстрее, чем в Нью-Йорке, более светлая и электронная. Звучало все это совсем по-танцевальному. Послушать рэп на танцах было здорово, но никому и в голову бы не пришло записать это на кассету и слушать потом в своем плеере. Кому нужны эти политические проблемы? В Калифорнии все просто хотели отрываться.