– Она упрямая, Сильванус, – проговорил дьякон Томас, и я решила внести это в список своих недостатков. – И гордая. Не умеет держать язык за зубами.
– Надеюсь лишь, что она вам в радость, – ответил преподобный Конант.
– Мне жаловаться не приходится, – вмешалась миссис Томас. – Это уж точно. Ума не приложу, как я без нее обходилась. За день она успевает сделать много больше, чем я. И делает все на совесть. Я еще никогда не встречала таких одержимых людей.
– Вот только чем одержимых? – проворчал дьякон Томас. Он редко смотрел в мою сторону, а если и смотрел, то с тревогой. За два года, что я прожила с ним под одной крышей, он не сказал мне и пары слов.
Но он был неправ. Я умела держать язык за зубами. Я чаще сдерживалась, чем давала волю словам. Дьякон пришел бы в ужас, знай он все, о чем я молчала.
– Сил у нее хоть отбавляй, – продолжала миссис Томас. – Она ловко управляется с прялкой и ткет мастерски, к этому делу у нее дар. Натаниэль научил ее стрелять и теперь говорит, что стрелок она лучший, чем он сам. Сказать по правде, мне кажется, она все на свете умеет.
Я улыбнулась, услышав ее слова, и, решив не обращать внимания на критику дьякона, распечатала письмо, которое держала в руках. Элизабет писала не так часто, как я ей. Я адресовала ей десятки писем, но отправляла далеко не все, не желая злоупотреблять ее добротой и расположением. Это ее письмо оказалось замечательно длинным.
У нее был прелестный почерк – словно по странице летел журавлиный клин. Я пробовала копировать, старалась приучить себя писать так, как она. Но буквы у меня складывались в строчки, которые скорее напоминали волны в бушующем море, резкие, неумолимые. Такие, как я. Забавно, как много может поведать о человеке его манера писать.
15 апреля 1772 года
Моя дорогая Дебора!
Вы так смешите меня, милая девочка, и я читаю ваши письма с изумлением и восторгом. Странно думать, что нас с вами разделяет всего восемь лет. Порой, в сравнении с вами, я чувствую себя настоящей старухой, но в то же время знаю, что вы многому могли бы меня научить. Я взялась было за Книгу притчей, решив подыскать в ней что-то, что могло бы вас вдохновить, но лишь хихикала, представляя, как вы применили бы в жизни ту или иную мудрость.
Я читаю ваши письма Джону. И даже он, мужчина, не совершивший за всю жизнь ни одного безответственного поступка, здорово смеялся, когда услышал ваш рассказ о волшебных штанах. Хотелось бы мне увидеть, как вы наголову разбили мальчиков в том состязании. Я даже подумываю тоже надеть штаны и попробовать свои силы в беге.
Надеюсь, однажды вы узнаете иную радость, когда вскружите голову достойному джентльмену, причем вовсе не тем, что быстро бегаете или обладаете примечательной силой. У вас поразительно острый ум и твердая воля, а ваш характер чувствуется в каждом письме. Мне думается, что, став взрослой женщиной, вы непременно будете внушать восхищение. И вот еще что, моя юная подруга, не следует сбрасывать со счетов все те счастливые преимущества, которые дарует наш пол. Моя бабушка когда-то сказала мне, что мужчины правят миром, но ими правим мы, женщины. Мне кажется, об этом стоит подумать. Позволяйте братьям иногда одерживать над вами верх, это их ободрит. Я нахожу, что мужчины охотнее допускают нас в игру, если верят, что могут нас одолеть.
Дядя Сильванус говорит, что вы самая смышленая девочка из всех, кого он встречал. Его беспокоит, что вы не можете ходить в школу, но вместе с тем он считает, что в сельской школе вас вряд ли научат тому, чего вы еще не знаете. Я тоже мало чему могу вас научить! И все же прошу, задавайте мне любые вопросы, какие только захотите, а я постараюсь ответить на них так же, как вы отвечаете мне, – по сути, но в то же время весело и увлекательно.