История Деборы Самсон Эми Хармон

Крепость и достоинство – одежда ее, и весело смотрит она в будущее.

Книга притчей Соломоновых 31:25[1]

Привет, дорогие читатели!

Вы держите в руках книгу редакции Trendbooks.

Наша команда создает книги, в которых сочетаются чистые эмоции, захватывающие сюжеты и высокое литературное качество.

Вам понравилась книга? Нам интересно ваше мнение!

Оставьте отзыв о прочитанном, мы любим читать ваши отзывы!

Text copyright © 2023 by Amy Harmon

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2025

Художественное оформление использовано по лицензии © Stocksy

Книги – наш хлѣбъ

Наша миссия: «Мы создаём мир идей для счастья взрослых и детей»

Другие книги Эми Хармон

Young Adult романы

Медленный танец в чистилище

Выпускной бал в чистилище

Современная проза

Другая Блу

Босиком по траве

Меняя лица

Бесконечность + 1

Закон Моисея

Песнь Давида

Исторические романы

Из песка и пепла

О чем знает ветер

Потерянные сердца

Книга песен Бенни Ламента

Любимый незнакомец

Романтическое фэнтези

Птица и меч

Королева и лекарь

Первая дочь

Второй сын

3 января 1827 года

Дорогая Элизабет!

Сегодня я много вспоминала о вас. Начался новый год, хотя, подозреваю, для меня он станет последним. Теперь я чаще блуждаю в воспоминаниях, чем живу настоящим: хотя я нередко пересказывала фрагменты своей истории, но ни разу не записала ее целиком, от начала и до конца.

Многое из того, о чем я думаю написать, вам хорошо известно, но я хочу посвятить свои записи вашим дочерям. И своим детям. И будущим поколениям девочек, которые еще не появились на свет.

Один газетный репортер, Герман Манн, – он называет себя романистом – подолгу расспрашивал меня, намереваясь написать книгу, и я надеялась, что он изложит мою историю так, как я ее поведала. Но некоторые вещи попросту невозможно объяснить, тем более незнакомцу. Записки мистера Манна едва ли передают то, что мне довелось пережить; чтобы понять, почему я сделала тот, а не иной выбор, нужно знать предысторию. Вот почему правильнее будет, если я сама напишу обо всем, пусть даже и оскорбив этим особо чувствительные сердца. Я давно к такому привыкла.

Записи, которые я делала в последние годы Революции, слишком обрывочны и кратки, но былое навеки запечатлелось в моей памяти: я вижу его во сне. Ту мою жизнь словно бы прожил кто-то другой, и все мы – я, мое тело, даже мои дети – несем в себе отзвуки чужой жизни.

Мне казалось, что нет ничего хуже жалкого, болезненного существования, на которое я была обречена. Я боялась, что война окончится прежде, чем мне удастся воспользоваться единственным шансом на свободу. Но на мою долю выпало увидеть слишком много крови и смертей. Я видела, как умирали юноши и как взрослые мужчины плакали от бессилия. Видела, как трусость одерживала верх, а храбрость терпела крах. А еще я ясно поняла, чего стоит осуществление заветной мечты.

Если бы я знала обо всем этом заранее, то, возможно, пошла бы другой дорогой. И теперь не страдала бы от беспрестанной боли в ноге, не мучилась из-за той цены, которую мне пришлось заплатить за свободу – и мою, и моей страны. Но тогда я не встретила бы его. И не сумела бы по-настоящему узнать себя.

Меня часто спрашивают, почему я так поступила. Мистер Манн много раз задавал мне этот вопрос, но я не сумела дать на него простой и ясный ответ. Чтобы ответить на него, нужно услышать мой рассказ целиком. Я знаю лишь одно: когда желание поселилось в моей душе, оно беспрерывно росло, пока не заполнило все мое существо, не заменило мне воздух. Отказаться от него значило бы похоронить надежду, что теплилась у меня в груди. Но ведь надежда дает нам силы жить.

Будь я красивой и не такой высокой, у меня, быть может, была бы другая мечта. Я много размышляла об этом. Как часто внешний облик определяет наши стремления и порывы! Интересно, насколько сильно повлияла на мою жизнь моя внешность.

Меня назвали в честь матери, а ее, в свою очередь, в честь библейской пророчицы Деборы. Но мне не хотелось становиться пророчицей. Мне хотелось быть воительницей, подобно Иаили[2], убившей могущественного военачальника и освободившей свой народ от гнета и притеснений. Но прежде всего мне хотелось освободиться.

Когда мне было пять лет, я осталась одна на этом свете. Когда мне исполнилось восемь, стала прислуживать старой вдове, которая обращалась со мной как с собакой. В десять меня отослали работать на ферму, и я обязалась оставаться там, пока мне не исполнится восемнадцать.

Невозможно описать, каково это – не иметь права решать собственную судьбу, во всем зависеть от других, повиноваться, когда тебя отправляют на новое место. Я была лишь ребенком, когда меня отдали в услужение, но это оказало на меня сильнейшее влияние, зажгло в душе огонь возмущения и протеста, который мне так и не удалось погасить.

Быть может, тогда-то я и стала солдатом.

Быть может, тогда-то все и началось.

15 марта 1770 года

Зима уже начала отступать, но до лета было еще далеко, и лошадь, на спине которой мы ехали, шла по размокшей от талого снега, колеистой дороге неровным аллюром, низко опустив голову. Священник, сидевший впереди, защищал меня от жгучего холода раннего утра, но я все равно зябко ежилась у него за спиной, не глядя на плоские, пустые поля, на голые ветви деревьев, тянувшиеся к небесам в ожидании весны. Я плотнее подоткнула юбки, прикрывая колени: платье было мне слишком мало, а шерстяные чулки велики, так что между ними и подолом оставалась полоска кожи, которая терлась о лошадиные бока на каждом шагу. Другой одежды у меня не было. В мешке за спиной лежали одеяло, расческа и Библия, прежде принадлежавшая моей матери.

– Ты умеешь читать, Дебора? – спросил преподобный Сильванус Конант.

Он бросил вопрос через плечо, словно кинул птичке хлебные крошки. Это были его первые слова с тех пор, как мы тронулись в путь, и поначалу я решила не отвечать. Священник часто навещал вдову Тэтчер и всегда был ко мне добр, но в тот день я на него сердилась. Ведь он приехал, чтобы увезти меня. Вдова Тэтчер больше не нуждалась в моей помощи, и мне предстоял очередной переезд. Я знала, что не буду скучать по побоям, сердитым окрикам и бесчисленным поручениям, которые никогда не могла выполнить так, как хотелось старухе, но не верила, что на новом месте моя жизнь изменится к лучшему.

Я понимала, что отныне буду жить в семье. В чужой. Моя родная семья исчезла, развеялась, словно прах на ветру. Братья и сестра жили у чужих людей, в услужении, и меня ждало то же. Мать не смогла нас прокормить. Она и себя едва содержала. Я уже несколько лет не виделась с ней, а теперь, перебравшись в Мидлборо, вряд ли увижу вновь.

– Да. Я бегло читаю, – сдалась я наконец. Уж лучше говорить, чем молча кипеть от злости. – Мама научила меня читать, когда мне было четыре.

– Неужели? – переспросил священник.

Лошадь негромко заржала, словно не веря моим словам. Я сдвинулась назад, стараясь не слишком прижиматься к своему спутнику, но сидеть на спине старой кобылы было неудобно, к тому же я не привыкла так путешествовать.

– Мать говорила, что умение читать досталось мне по наследству. Она правнучка Уильяма Брэдфорда. Вы о нем слышали? Он приплыл в Америку на корабле «Мэйфлауэр». Переселенцы выбрали его главой. – Мне захотелось представить свою мать в выгодном свете – хотя бы для того, чтобы создать благоприятное впечатление о самой себе.

– Конечно, слышал. Таким предком можно гордиться.

– Мой отец – из Самсонов. На борту «Мэйфлауэр» был человек с такой фамилией. Его звали Генри. Мать говорила, что он приплыл в Новый Свет совершенно один.

– Значит, он был смельчаком.

– Да. Но мой отец не смельчак.

Преподобный Конант ничего не ответил, и я замолчала, стыдясь, что не сумела сдержаться.

– Ты знаешь Библию? – спросил он, словно давая мне возможность исправить свою резкость.

– Да. И помню наизусть катехизис[4].

– Возможно ли такое?

Я принялась по памяти повторять вопросы и ответы – произведение Вестминстерской ассамблеи.

– Силы небесные, дитя! – прервал он меня спустя несколько минут.

Я остановилась на полуслове. Вдову Тэтчер мои знания никогда не радовали: она бранила меня, называла гордячкой. Я ожидала, что священник поступит так же.

– Это достойно всяческих похвал, – неожиданно объявил он. – Ты меня поразила.

– Я могу продолжить, – ответила я, прикусив губу, чтобы не выдать радости. – Я знаю наизусть весь катехизис.

– А писать ты умеешь? – спросил он.

Этот вопрос меня смутил. Читать было проще, чем писать. Вдова Тэтчер требовала, чтобы я читала ей, порой по много часов подряд, но ей не нравилось, когда я марала бумагу, пытаясь писать буквы.

– Умею, – сказала я. – Но не так хорошо, как читать. Мне нужно еще учиться.

– Одно дело читать мысли другого человека, и совсем другое – выражать собственные. К тому же бумага дорого стоит, – заметил священник.

– Да. А у меня нет денег. – Меня удивило, что он вообще завел со мной этот разговор. Ведь я была лишь девчонкой, к тому же служанкой. Но его слова дали мне надежду. – Как вы думаете, Томасы позволят мне ходить в школу? – спросила я.

Теперь с ответом замешкался он.

– Миссис Томас отчаянно нуждается в помощи по хозяйству.