28 июля 1773 года

Моя дорогая Дебора!

Многие соратники Джона и наши друзья не хотят участвовать в восстании, которое теперь назревает в Бостоне, и все же, как говорит Джон, волнения в одной из колоний затрагивают остальные. Намечается четкое разделение между богачами и простыми людьми – теми, кто не получает никакой прибыли от торговли с Великобританией и кого глубоко возмущают устанавливаемые верхами налоги, правила и ограничения.

Джона волнует то, чем эти трудности могут грозить нашему будущему и будущему каждой колонии. Он говорит, что угнетение, которое не встречает отпора, рано или поздно перерастает в рабство. Он начал готовиться к переезду в городок Ленокс, в западном Массачусетсе. Там живет его кузина. Джон хочет перевезти семью подальше от назревающего конфликта, хотя ему самому, вероятно, придется отправиться на войну, где бы мы ни оказались. Джон широк в плечах и хладнокровен, но в сердце он пылкий патриот.

Ленокс находится рядом с фронтиром, и я, признаться честно, не слишком хочу переселяться туда. Однако, если с нами вместе переедут мать Джона и его сестры с семьями, я возражать не стану. К тому же наши дочери точно не дадут мне скучать.

Не могу представить, как все обернется. Англия, конечно, не хочет войны. Джон говорит, что британцы не считают, будто колонисты способны на долгое сопротивление или на организованное восстание. Они презирают нас и называют заразой. Один британский лорд, не могу вспомнить его имя, хвалился, что сумел бы за день подавить любое восстание в колониях, будь в его распоряжении всего один полк, и при этом никто из его солдат не получил бы ни царапины.

Вы так юны, и мне не хочется вас пугать. Я часто забываю, что вам всего тринадцать! Ваши вопросы достойны ученого мужа, и, признаюсь, я не всегда могу найти на них ответ. Возможно, я попрошу Джона писать вам на темы, в которых мало смыслю.

Нам следует также упоминать в письмах более приземленные и более приятные вещи. Ни вы, ни я ничего не можем сделать с грядущей бедой, и нам лучше не омрачать эту переписку мыслями о ней. На днях врач подтвердил, что я опять жду ребенка, и мы хотим обосноваться в Леноксе прежде, чем дитя появится на свет. Наш дом почти достроен. Джон обещает, что он будет роскошным, и говорит, что я принесу в Ленокс культуру и цивилизацию. Правда, учитывая размеры этого городка, думаю, это будет не слишком сложно.

Остаюсь вашей преданной подругой,

Элизабет

Патерсоны переехали в Ленокс, и Элизабет родила третью дочь, Рут: ее назвали в честь любимой сестры Джона. Помимо малышки Рут у Патерсонов были четырехлетняя Ханна и двухлетняя Полли. Джон, младший ребенок в семье, вырос вместе с четырьмя сестрами, и Элизабет считала, что ему на роду написано жить в окружении женщин. Она по-прежнему писала мне регулярно, хотя не так часто, как мне бы хотелось, и порой я успевала отправить ей три письма, прежде чем получала одно в ответ.

Я могла делиться с Элизабет лишь собственными мыслями, но она, судя по всему, не возражала. Она положительно приняла мои суждения о пьесах Шекспира и поделилась своими мыслями о них. Ее, как и меня, сильно разочаровал Отелло – он убил Дездемону! Еще Элизабет по достоинству оценила мои аргументы в защиту бедного Шейлока из «Венецианского купца», хотя сама не разделяла моего мнения, что с ним обошлись несправедливо. Я явно питала слабость к изгоям, даже таким, которых изображали злодеями. Думаю, все объяснялось тем, что я и сама была изгоем.

В мае следующего года американских берегов достигли сообщения о Бостонском портовом акте. Парламент объявил о закрытии всех портов в Новой Англии. Суда не впускали и не выпускали. Дьякон Томас сказал, что британцы хотят подавить сопротивление, изгнать мятежников и наказать торговцев, потому что те не подчинились приказам правительства.