– Итак, вы решили прибегнуть к шантажу! – мрачно осклабился он. – Старый прием и нередкость затасканный.»

В этот миг Ниф-Ниф чуть ослабил хватку и настоятель с воплем соскользнул вниз.

– Однако несмотря на его тривиальность, свежесть ощущений сохраняется, не так ли? – осведомился я.

– Ваше святейшество, что с вами?! – завопил голос из интеркома. – Где вы?

– Я беседую с этим заблудшим юношей на некоторые богословские темы, -невозмутимо ответствовал настоятель и, скосив на меня злобный взгляд прошипел: – Что еще вам угодно?

– Единожды и навеки забыть о существовании Святого Братства. – без колебаний объявил ему я. – Вы немедленно возвращаете нам все данные референдума, все наши расписки и обязательства, а также цистерну с нашей ртутью и улетаете восвояси. Можете прихватить с собой президента и его заместителя.

– Благодарю, – скривился он. – На такой товар у нас покупателей нет. Однако, не кажется ли вам, что вы требуете слишком много, а взамен предлагаете слишком мало, в сущности почти ничего.

– Больше чем ничего, святой отец, – возразил я, провожая взглядом кружащий вокруг нас гравитолет, ощетинившийся стволами пушек и ракетами. – Во-первых, я возвращаю вам жизнь, а во-вторых из последних сил спасаю вашу репутацию. Но помните, от соединения с вашим богом вас отделяют мгновения… Учтите: один шальной выстрел, и вас буквально отпустят на волю! Скажите вашим монахам, чтобы улетали.

– Убирайтесь вон! – завопил он, судорожно цепляясь за разжавшееся ниф-нифово щупальце. – Вон отсюда! Все на корабль, мерзавцы!

Я с удовлетворением отметил, что слово настоятеля и в самом деле было для пиратов законом. Гравитолет мигом спустился вниз. Офицеры быстро построили своих солдатов-послушников и стройными колоннами потянулись к кораблю. Прошло еще некоторое время, пока я не связался с Шунбромом и не узнал от него все население колонии в полной безопасности. Я уже начал терять терпение, ибо видел на горизонте темные и пегие тучи, которые внушали мне самые мрачные мысли, Наконец звездолет изготовился к старту, оставалось только поднять трап и дать газ. Тогда и я попросил Ниф-Нифа спуститься, что он и сделал с удовольствием (он тоже изрядно устал столь долгое время висеть в облаках). Смерив меня пронизывающим взором, настоятель пообещал, что постарается еще раз встретиться со мной и довести до логического конца наш богословский спор, и отправился восвояси.

Как только он вошел в звездолет и за ним закрылся трап, корабельные динамики засвистели и затрещали и над полем прокатился озлобленный крик:

– Ничтожный выродок! Ты надеялся, что останешься свидетелем моего унижения? Ты рано радовался! Кто унижает божьего слугу, тот унижает самого Бога, тому нет прощения ни в земной жизни, ни в загробной. Молите же небо о скорой смерти, ибо те громы и молнии небесные, которые днесь обрушатся на вас, суть кара за ваши грехи!

– Ну, сейчас, начнется … – стоявший около меня Шунбром инстинктивно поежился. – Ты бы хоть подстраховался как или …

И началось. Но не у нас, а у них, на корабле. Необъятное поле космодрома вдруг огласили вопли и стенания, ругань и скрежет зубовный, молитвы и проклятия.

– Да, что они, все с ума посходили? – изумился экс-директор.

– Страховка сработала, – отвеагил я. Сердце мое переполнило ликование, ибо я знал, что сейчас из складок настоятелевой хламиды на волю вырвались с десяток миниатюрных каракатиц, которые тут же принялись резвиться, прыгать и кувыркаться, играть в ловитки на звездолете, наполняя его удушливым газом, от которого у благочестивых пиратов полезли на лоб глаза, завязались бантиками уши и обед попросился обратно. И не было от этого газа никакого спасения, кроме одного.