А рядом в небесной голубизне резвились драбадане. Один из них подлетел ниже и обдал меня теплыми и дружелюбными мыслеволнами.
– Привет, Ниф, – сказал я глянув на него. – Ну, как тебе живется?
"О, прекрасно! – прощебетал мой старый знакомец. – Поздравь меня, я стал папой. Или мамой. Короче, и тем и другим сразу, – он гордо продемонстрировал мне с полдюжины прелестных маленьких каракатиц, гроздью сидевших у основания щупалец.
– Ты тоже можешь всех нас поздравить, – ответил я. – Скоро мы все станем трупами. Половина из нас отправится сегодня же, а те, кто выживет, сгниют на рудниках.
"Но … это же возмутительно! – он сразу все понял, мой добрый старый Ниф-Ниф. – А ведь я тебе ещё тогда говорил, чтобы вы не избирали в свои вожди этого болвана. Да, мне будет очень не хватать тебя, Эдди.»
– А мне тебя, Ниф, – сказал я. – Как подумаю, что тебе предстоит сидеть в клетке вместе со своими детёнышами ,..
«В какой еще клетке?» – удивлённо возмутился он.
– В очень узкой, маленькой, тесной клетке в каком-нибудь хабарианском монастыре. Неужели ты думаешь, что эти мнимые святоши оставят вас в покое на этой прекрасной планете?
«Но …– он на мгновение опешил, а потом вопросил. – Надо же что-то делать?»
– Вот именно, – подтвердил я.
И мы стали думать, что же именно мы сможем сделать. Времени у нас было в обрез. Вот-вот должен был приземлиться «Стормбрейнджер». Хабарианцы об этом, конечно, же знали и торопились взлететь, чтобы не влезть в очередной международный конфликт.
Во второй половине дня объявили перерыв на десять минут. Мы буквально валились с ног от усталости. Вы не представляете себе, что значит целый день передавать друг другу из рук в руки эти ведерки полные ртути, по семь килограммов каждое. Вредное влияние атмосферы планеты начинало сказываться на людях. У некоторых кружилась голова, многих тошнило. Наш врач заявил начальнику конвоя, что, если, не дать людям противоядия и не надеть противогазы, то на следующее утро половина из них погибнет.
– Смерть – это тоже своего рода наслаждение философски заключид начальник конвоя, отрываясь от томика Фомы Кемпийского. – Вы мало изучаете своих древних философов, ибо слишком увлечены мирской суетой. В противном случае вы бы сразу поняли, что смерть есть благо, ибо она единственная даёт полное и совершенное освобождение от всех проблем и сует бытия.
В это время к нам подошел настоятель.
– Проводишь душеспасительные беседы? – прошипел он злобно. – А между тем кто-то из них телепатирует уже битых полчаса. Я всё никак в себя прийти не могу: постоянно перед глазами вертится облик этого голодранца, будь он проклят … Где же он?!
Я поднялся.
– Да, именно он вызывал меня, – подтвердил настоятель. – Подойди сюда, дитя мое и скажи, о чем бы ты хотел попросить меня перед тем, как тебя разрежут на куски тепловым лучом.
– Святой отец, – сказал я подойдя к нему и смирно потупив очи. – Я молю лишь об одном: разрешите нам остаться на планете и предаваться познанию таинств Хабара, так сказать, заочно. Если же вы против этого, то хотя бы благословите меня перед тем, что я хочу совершить.
– Вот это я охотно сделаю, тем более, что совершить тебе остается лишь одно, перейти из бытия в небытие, на что я тебя охотно благословляю …
Я приложился к его тощей кисти и удержал её в своих руках. В тот же миг на нас с неба обрушилась лилово-розовая молния и в следующее мгновение взмыла вверх, унося с собою нас обоих.
– Ваша святость, – сказал я, поудобнее пристегнувшись к Ниф-Нифу, когда он остановился на высоте полукилометра над уровнем планеты. – Примите мои самые искренние извинения за столь неожиданную смену декораций, но мне срочно потреовалось поговорить с вами наедине.