«часто применяется ко всему собранию в целом», но необходимо различать два вида собраний. Первый – простое «множество», не равнозначное истинной Церкви, поскольку наряду со спасенными включает нечестивцев. Второй вид – конгрегация верующих, «убежденных, что Христос очистил их от грехов». Именно такое собрание, и никакое другое, составляет «Церковь Божью» (Barnes 1534, pp. 37, 39). Это означает, что «истинная Церковь» «невидима для плотских глаз», потому что состоит всего лишь из «конгрегации верующих людей, где бы они ни пребывали в мире», а «папа и тем более его кардиналы являются Церковью и принадлежат к этой Церкви не в большей степени, чем самые ничтожные люди на земле» (pp. 40–41).

Тиндейл решительно поддержал этот аргумент в своем переводе Нового Завета, где ecclesia передается только как «собрание», а не «церковь», а presbyteros переводится вначале как «вышестоящий», а в более поздних версиях – как «старейшина», но никогда как «священник» (Mozley 1937, pp. 90–93). В своем «Диалоге» Мор осудил эти «лютеранские» переводы, заявив, что еретических ошибок в переводе Тиндейла, «как воды в море» (More 1927, p. 207). Однако Тиндейл начинает свой «Ответ» (1531) на обвинения в сознательно неверном переводе с веских доводов, с которыми во многом согласны современные историки (Mozley 1937, p. 97). Он повторяет, что presbyteros должно передаваться как «старейшина», хотя признает, что senior – «не лучшее слово в английском языке» (Tyndale 1850, p. 16). И он настаивает на том, что ecclesia означает «все множество тех, кто принимает имя Христа, чтобы веровать в Него», добавляя, что это признается даже «дорогим» Мору Эразмом, который часто переводит «ecclesia как собрание» (pp. 12, 16; ср. также p. 226).

Трактовка Церкви как просто собрания под председательством старейшин подразумевала важный политический вывод, который ранее уже подчеркивался Лютером. Поскольку Церковь в этом понимании – чисто духовное тело, а властвование, по сути своей, дело мирское, Церковь вообще не может считаться юрисдикционной властью. Это заключение выводится Барнсом в трактате о природе Церкви. Церковь «не имеет отношения к внешней справедливости мира и, следовательно, упорядочивая мир, не обладает, по праву и закону, властью издавать какие-либо статуты, но может только проповедовать верно и истинно и нести слово Божье» (Barnes 1963b, p. 89). Из этого, в свою очередь, следует, что деятели Церкви не вправе притязать на освобождение от обычных законов. Этот пункт особенно подчеркивается Тиндейлом и служит королларием его главного тезиса, гласящего, что каждый обязан во всем повиноваться правителю. «Ни один человек и ни один чин не может быть освобожден от этого предписания Божьего: ни звание монаха и брата-паломника, ни титулы, которые возлагают на себя папы или епископы, не освобождают их, если они нарушают законы, от меча императора или королей. Ибо написано: „Всякая душа да будет покорна высшим властям“. Исключений нет ни для кого – все души должны повиноваться» (Tyndale 1850, p. 178).

Наконец в дополнение к этому Тиндейл приступает к рассмотрению еще двух следствий, которые вынуждают его встать на защиту светских властей и помогают объяснить, почему Генрих VIII счел «Послушание христианина» «настольной книгой для себя и всех королей», когда Анна Болейн сумела привлечь его внимание к этому трактату в 1529 г. (Mozley 1937, p. 143). Вначале Тиндейл настаивает, что притязания папы и католической церкви на существующие юрисдикции незаконны и являются безбожной узурпацией власти. Этот аргумент приводится в разделе под названием «Против ложной власти папы» и облечен в форму критики взглядов Джона Фишера, епископа Рочестерского, в скором времени ставшего вместе с сэром Томасом Мором мучеником «старой» религии. В 1521 г. Фишер произнес знаменитую проповедь в защиту полномочий папы и против нападок Лютера (Surtz 1967, pp. 302–307). Тиндейл осуждает ее как «совершенно безумную и крайне злобную» и настаивает, что требование властных полномочий для папства равнозначно незаконной попытке вывести Церковь «из-под всякого повиновения государям» и лишить «все государства не только слова Божьего, но всякого богатства и процветания» (Tyndale 1850, pp. 191, 221). В «перечислении», которым Тиндейл завершает свой трактат, содержатся те же яростные нападки на «порочность духовенства, ложь епископов и махинации папы» (p. 336). По словам Тиндейла, он доказал, что притязания Церкви на «столь великую власть и столь великие привилегии» не только сеют распри, но и осуждаются «всеми законами Божьими». Поэтому, пишет он в заключении, поскольку «ни один король не властен наделять их такими привилегиями», светские власти «будут осуждены за наделение» Церкви такими полномочиями точно так же, как Церковь – «за их незаконное приобретение» (p. 333).