– Зверь? – Игорь истерично рассмеялся, но поймав недовольный взгляд охранника, замолчал, сел на платформу, спустив ноги.

Что-то ироничное и вместе с тем ужасное было в сложившейся ситуации: защищённый от непогоды робот и лишённые крова люди. Выдержат ли они шторм? Доживут ли до утра? С одной стороны, море, с другой? Кто здесь водится? Явно не белочки.

Время замедлилось, растянулось, растеклось по прозрачному основанию площадки, отделив Игоря от безоблачного дня, от проклятых водолазов. Учитель поднял глаза к небу, где сияли высокие звёзды. Скоро их затянет тучами, скроет.

Внезапно налетел ветер и чуть не опрокинул Игоря вниз, туда, где билось холодное море. Небо почернело, брызнуло колючими струями. Игорь сжался в комок, впился руками в холодное ограждение платформы. Вновь вспомнил о Татьяне, которой так и не успел позвонить.

Всё казалось нереальным, невозможным сейчас, в середине двадцать первого века. Человек всегда беззащитен перед природой. И неважно лежит в твоей руке последний смартфон или каменный топор, ты пылинка, пешка в игре богов: воды и ветра.

«Если доползти до путей магнитки и лечь, то можно переждать!» – закричал Фёдор, но Игорь не услышал. Смотрел на охранника, боясь пошевелиться.

Волна ударилась о скалы, окатив учителя холодной водой, и опять упала в море набираться мощи. Обрывки слов коснулись лица Игоря, следом принесло сбитого волной Фёдора. Ограждение застонало, заухало, готовое сорваться вниз. Фёдор снова выругался, поднялся и, преодолевая очередной порыв ветра, шатаясь, пошёл к закрытым дверям.

Игорь представил, как падает в море, влекомый вниз стальными прутьями ограждения, как быстрые лопасти касаются замёрзшего тела. «Кровь-кишки», – забились в голове слова Мезенцева. Опять встал перед глазами водолаз с объеденным рыбами лицом. «От меня и этого не останется», – подумал учитель. Он уже не чувствовал побелевших от напряжения пальцев и холода воды, только ветер все еще мучал Игоря пытаясь столкнуть вниз, вытряхнуть душу. «Кто в состоянии побороть эту силу? Кто может меня защитить? —закричал он, но слова унесло вниз, слизнуло очередной волной. – Бог!» Учитель попытался вспомнить молитвы. Двадцать пять лет назад модно было крестить. Сейчас поутихло. Колесо образования, завязшее в религиозной тине, вновь покатилось в сторону науки.

Мать долго таскала Игорь в церковь, где он смотрел на золочённые рамы, суровых прихожан, сплочённых непонятной детскому разуму идеей, и чувствовал пропасть, такую же, как сейчас. «Что они бормотали? Спаси и сохрани! Но для чего? Для чего Ему, играющему людьми, сохранять его бесполезного во всех отношениях? Нет, не так, – мысли крутились, словно оливки в шейкере робота. – Взболтать, но не смешивать. Спаси и сохрани! Потому, потому что я хочу жить!» Игорю захотелось перекреститься, но оторвать пальцы от железных прутьев означало одно – смерть. «Ветер, ветер! Ты могуч! Пощади меня, Господи» – произнёс Игорь, не размыкая губ, и почувствовал, как кто-то дёрнул его за куртку.

– Вставай, поднимайся. Открыл, гадёныш, – кричал в ухо охранник и пытался поставить Игоря на ноги.

– Открыл, – Игорь смотрел на охранника и кивал.

– Пойдем! – кричал Федор, отворачиваясь от ветра и волн.

Учитель отпустил ограждение и вцепился в рукав куртки охранника, чуть, не сбросив последнего вниз. Федор инстинктивно отпрянул, упал на площадку и потащил за собой Игоря в сторону ожидавшего на границе света и тьмы улыбающегося робота.

– Открыл, – повторял Игорь, чувствуя, как слёзы смешиваются с морской водой.

Обволакивающее тепло и свет, такой яркий, что невозможно смотреть, лился отовсюду разом, причиняя невыносимую боль. Учитель слышал, как сомкнулись за ними двери, как охранник чихвостил робота, катающегося вокруг них и шуршащего тряпкой, как бьются о стены волны, потерявшие жертвенного агнеца, и не мог поверить в своё маленькое чудо.