– Нет, Харт. Она не может быть моей…

Подождите!

Моей?

Моей кем?

– Простите, но что вы… – я осеклась на полуслове.

Райзен уже исчез за дверью, оставив после себя странную, повисшую в воздухе недосказанность.

– Имели в виду, – вздохнув, закончила фразу.

– Ну что, ушёл?

Из-за пузатого горшка с ворчливым кактусом высунулась взъерошенная Изабелла. Чёрно-белые перья торчали во все стороны, словно она только что вылезла из-под подушки.

– Да, – вздохнула я, всё ещё сжимая в ладони монету. – И послушай, насчёт этого… Больше никаких краж, хорошо? Ни монет, ни блестящих пуговиц, ни чего-либо ещё.

Сорока из древнего рода Лучезарных картинно закатила глаза:

– Ничего не могу поделать, Мелечка. Это всё гены, понимаешь? Генетическая предрасположенность к коллекционированию!

А?

Я нахмурилась, пытаясь понять, где сорока могла научиться подобным речам:

– Откуда ты вообще знаешь такие слова? Это же термины из моего мира…

Но Изабелла уже перепорхнула на стол, деловито подбирая крошки от бутербродов:

– Между прочим, работать кто будет? Витрины – это лицо лавки, а лицо должно быть чистым, сияющим и приветливым! Намёк поняла?

Я беззлобно фыркнула, признавая её правоту и оценив умение птицы обходить подводные камни. Всё же, дело говорит. Чем скорее приведу всё в порядок и пойму, как ведётся торговля живыми цветами, тем быстрее смогу купить себе всё необходимое. А монету пока сохраню и при первом же удобном случае верну Райзену.

Мне чужого не нужно. Особенно после такого надменного замечания.

– Вкуса у меня, видите ли, нет, – ворчала я подобно кактусу, отыскивая в подсобке подходящего размера тряпку. – Или он думал, что я буду работать в самом красивом наряде? Нет, я точно куплю пособие по этикету в книжном и вручу ему по-соседски в подарок. Пусть читает и просвещается.

Выбрав несколько тряпиц, я принялась протирать пыль с полок, где в разноцветных горшках дремали магические растения. Задача была не из простых: сначала аккуратно переставить цветы на стол, а их на каждой полке стояло не меньше десятка. Затем собрать пыль влажной тряпкой, пройтись насухо, обтереть горшки от комочков земли и чистые, красивые вернуть обратно.

Мои новые подопечные сначала застенчиво поджимали лепестки, когда я, затаив дыхание, оттирала горшки, а как только освоились, то расправили листочки и затянули песенку. Вскоре к первой полке присоединилась компания чайных розочек, выводя весёлую мелодию на три голоса, а большой фикус в углу подхватил низким басом.

– Развели шум и гам, – проворчал Кактус с видом заправской драматической актрисы. – Скоро соседи придут жаловаться.

– Ой, да не мешай. Ворчишь как старый дед, – отмахнулась сорока и, чуть подумав, добавила, – Меля привыкла к песням, Глэдис рассказывала, что… Ай!

Получив колючкой по макушке, сорока слетела с подоконника и, показав язык ворчуну, пересела на потолочную балку.

А мне всё нравилось. В этот момент, окружённая живыми поющими цветами, я чувствовала себя принцессой из диснеевской сказки. Остатки недосыпа и обида на вредного соседа развеялись как дым, и я бодро орудовала тряпкой.

Двигаясь в такт импровизированному концерту и тихонько подпевая, я мыла окна, расставляла горшки ровными рядами и развешивала пучки сушёных трав, сваленных в одну кучу за кадкой с фикусом.

Пальцы то и дело касались шершавых листьев и прохладных лепестков, слегка поглаживая, а в груди разливалось удивительное солнечное тепло.

Как будто я оказалась там, где была нужна, и меня очень ждали.

Протирая подоконник, я то и дело поглядывала в окна дома напротив. Силуэт мистера Харта был отчётливо виден за полупрозрачными занавесками. Сосед стоял неподвижно, как изваяние, и, казалось, наблюдал за каждым моим движением.