– Ну что там?

– Я не вижу! Подвиньтесь немного…

Любопытное перешёптывание вернуло меня в реальность из странного гипнотического состояния. Встрепенувшись, я энергично замотала головой и выставила перед собой руки в защитном жесте:

– Так, мистер Харт, давайте по порядку. Я – Камелия, но, кажется, я не та Камелия, на которую вы злитесь.

Глаза Райзена неожиданно округлились, будто я не пыталась объясниться, а без предупреждения прошлась по залу колесом, насвистывая залихватскую мелодию. Однако в следующий момент он опасно прищурился, а глаза превратились в две сверкающие серебристые щёлки.

Мужчина медленно протянул руку к моему лицу, но она замерла в воздухе в нескольких сантиметрах от кожи, как будто он хотел, но он не решался прикоснуться.

– Это невозможно… – прошептал он, и крылья носа дрогнули, втягивая воздух. – И я не ошибся, твой запах не такой, как у неё.

Чего?

Мой запах?

Остатки оцепенения слетели в один миг, и я отскочила назад, чудом не споткнувшись о порог. Жгучее возмущение одним махом вытеснило страх:

– Это уже перебор! – я погрозила ему пальцем, чувствуя, как щёки заливает непрошеный румянец. – Знаете, как называют тех, кто нюхает людей без спроса? Маньяк! И это ещё самый мягкий вариант. Между прочим, бросаться такими фразами жутко неприлично. У меня даже слов нет!

Так, мне показалось, или мой праведный, искренний гнев лишь позабавил Райзена? В ярких серых глазах мелькнули искорки смеха, на миг показалось, что зрачки стали вертикальными, но лицо осталось удивительно непроницаемым.

Я здесь уже сутки, а он постоянно хмурый и напряжённый, как будто положительные эмоции в этом мире платные.

Тем временем Райзен резко оглянулся по сторонам, словно боялся, что нашу перепалку слышали на улице. Решительным шагом прошёл в зал, хозяйским жестом прикрыв за собой дверь.

– Я вас, между прочим, не приглашала, – не удержалась я от колкости, скрестив руки на груди. – И, кстати, всё ещё помню, как вы умеете хлопать дверьми.

Мистер Харт лишь неоднозначно хмыкнул и мазнул по мне взглядом. Молча опустился за столик, взял кусок хлеба, положил сверху ветчину и сыр.

– Кофе? Чай? – спросил таким тоном, будто сидел в дорогом ресторане, а не в полупустой цветочной лавке.

А мне ещё работать надо! Я ведь не успела узнать у Изабеллы, как торговать живыми цветами.

– Только вода из-под крана, – я пожала плечами, говоря чистую правду. – Как вы убедились, я ещё не успела закупиться.

Спохватившись, торопливо добавила:

– Но как только лавка заработает, я возмещу стоимость продуктов, даю слово. Мы – Садовые, слов на ветер не бросаем.

Райзен не торопился с ответом. Сперва он неспешно доел бутерброд, без лишних звуков и не сыпая крошками на стол. Монета, лежавшая на краю столешницы, мозолила глаза, и я, схватив её, тут же протянула мистеру Харту:

– И за это тоже прошу прощения, мне чужого не надо. Я обязательно поговорю с Изабеллой.

Да что с ним? Он вообще меня слышит или в облаках витает?

Взгляд соседа затуманился, будто мысли унеслись далеко отсюда. Что-то промелькнуло в его лице, то ли решимость, то ли смирение, и он поднялся, делая на ходу ещё один бутерброд.

– Тебе нужнее, – твёрдо отчеканил он, игнорируя протянутую монету. – Считай это моим извинением за ночные неудобства. Купи чаю и что-нибудь приличное из одежды. Только положись на вкус продавца, а не на свой.

Мистер Харт пошёл к выходу, а я замерла соляным столбом, сжимая ни в чём не повинную монету. Горло перехватило от возмущения, но не успела я прокашляться и выпалить всё, что я думаю о вопиющем хамстве, как до меня донеслись едва слышные слова: