И тут раздался взрыв! Сам по себе он был не слишком мощным, но мне показался оглушительным.

Сказать обо мне «застыл на месте» – недостаточно и даже унизительно. Я не застыл, а заморозился. Остались только глаза – немигающие, как у замороженной камбалы. Они увидели продолжение.

Водительская дверь Camry громоподобно открылась, и окровавленный аргентинец вывалился на бетон спиной вперед. В ту же секунду появился человек в балаклаве. Вдоль его ноги свисал ствол с трубой глушителя. Человек спокойно подошел к скорченному аргентинцу. Выдержал классическую паузу – секунд пять. Поднял трубу, направил в голову клиента. Труба бесшумно дважды плюнула огнем, оставив вместо лежащей головы кровавую лужу.

Человек с глушителем исчез. Как я ни косил замороженным взглядом – его не было нигде. Зато все пространство парковки заняли рокочущие полицейские машины. Место взрыва и расстрела оградили лентами.

Реальность начала возвращаться ко мне после окрика полицейского офицера, который решительно махал руками, прогоняя всех с места преступления. Приключению пришел конец. Можно было дать по газам и исчезнуть.

Мое состояние в тот момент можно определить как полный анабиоз. Но замороженность не могла длиться вечно. По мере приближения к дому какая-то часть сознания обрела способность воспринимать окружающее.

Первое, что я с удивлением понял, – нарастающее ощущение личной ответственности за все, что произошло. Будто и не было оправданий, связанных с обманом насчет GPS и нежданной фигурой в балаклаве. Был только я сам: единственный и неповторимый исполнитель спектакля.

Но было и странное ощущение отстраненности, этакого птичьего полета. Словно я снялся в фильме, но не узнавал себя на экране. Если считать произошедшее воротами, то я вошел в них успешным, самоуверенным, сверху вниз смотрящим на окружающих, цокающим копытами породистым жеребцом, а вышел растерянным, бессмысленно моргающим, примитивным организмом с простейшими рефлексами.

Но была еще глубоко задавленная память, которая перенесла меня в прошлое, в определенное время и конкретное место. Там я стоял на коленях над растерзанным трупом рыжего. И точно так же видел себя со стороны, не веря в то, что все это я и все это со мной.

Путешествие во времени помогло быстрее, чем можно было ожидать, вернуться к действительности.

Подъехав к дому, я уже, казалось, мог адекватно общаться с Катей. Что было необходимым условием продолжения строительства ее личного Хрустального дворца, в котором Катя уже некоторое время проживала.

На стоянке у дома были припаркованы два автомобиля – неизвестный 500-й Mercedes и BMW генерала Грохота. На нижнем уровне располагался гараж, а на двух верхних – жилые комнаты, куда вела внешняя лестница, по которой я и начал неспешно подниматься.

На полпути наверх я по необъяснимой причине вскинул голову и встретился с внимательным взглядом стоящего на балконе Артема Ивановича. Я молча подошел и встал рядом. Из приоткрытых стеклянных дверей, из-за наших спин, доносились голоса Маргариты Генриховны и Кати. И два незнакомых мужских – должно быть, гостей из Mercedes. Я к ним не спешил. Звенящая тишина бессловесного общения с Артемом Ивановичем была сейчас важнее всего остального. Казалось, это «все остальное» и не существует.

А дальше произошло что-то вроде чуда. Разбитый вдребезги, я был накрыт той самой гипнотизирующей волной, исходившей от генерала Грохота. Она и помогла мне вернуться к временно потерянному внутреннему равновесию. Внешняя чувствительность еще не вернулась, но в тот момент это мало меня беспокоило.