Продолжая семейную традицию сравнительного анализа звезд мирового экрана с представительницами нашей семьи – как в случае сравнения Фатеевой с моей молодой мамой, – в момент знакомства с Катей меня сразило сходство с ней Стефании Сандрелли из «Соблазненной и покинутой» и нескольких других киношедевров.

Помимо этого сходства меня поразил в самое сердце и даже обездвижил сонм неотразимых молний, исходящих от всего, что было Катиной собственностью, – красоты лица, пышных черных волос, бездонных, завораживающе сияющих черных глаз, в которых немедленно тонешь без надежды спастись и в которых сосуществовали тайна, трогательность и абсолютное осознание собственной красоты.

Как показала наша совместная жизнь, Катя была способна менять образ своей красоты. Так, например, появился пробор в великолепных пышных волосах, который в комбинации со светящимися счастьем глазами после рождения нашей дочки завершал образ мадонны. Катины образы могли меняться в зависимости от ее настроения и отношения к окружающим. А это означает, что их, этих образов, могло быть без счета.

Скоро дамы отправились наверх обсуждать новые занавески в спальне. Наконец-то мы с Грохотом остались одни и могли говорить, а не молчать, как давеча на балконе.

Но повисла пауза, прерванная Артемом Ивановичем.

– Ты с успехом пережил неожиданную смену плана, и я тебя с этим поздравляю. Приказ пришел в последнюю минуту, и времени для согласования – сам понимаешь…

Опять пауза.

– Ты очень помог, и я уполномочен передать тебе высокую благодарность.

При этих словах Артем Иванович посмотрел в потолок, его ладони тоже развернулись к потолку, обозначая такие высшие силы, что и сказать нельзя. Я посмотрел туда же и перевел взгляд на генерала. Что тут положено говорить – «Служу России» или что-нибудь в этом роде?

Очередная пауза затянулась, и Артем Иванович сердито буркнул:

– Будем считать, благодарность дошла до адресата и осмыслена полностью. Все, забыли! На повестке более важные дела.

В связи с последними словами я представил себе мужика в балаклаве, но на сей раз с базукой или огнеметом, сметающим парковку аэропорта полностью. Я потряс головой, прогоняя видение.

Несмотря на то, что Грохот произнес все нужные слова, проясняющие произошедшее, оставалась недосказанность. Я чувствовал ее. Недаром же генерал отвел полувзгляд и как бы не к месту упомянул мою юношескую расправу над рыжим. Давал мне понять, что Красный снабдил его сведениями из старой папочки. И приключение в аэропорту предстало передо мной в новом свете.

Новая история оказалась совсем другой. Началась она с обычной присказки: «Ни при каких обстоятельствах, ни в коем случае, даже если будут пытать, предмет разговора не должен уйти за пределы этой комнаты или достичь чужих ушей», и так далее, и тому подобное. Затем оба выдохнули, и начался нормальный разговор.

Да, я помню посла в Северной Сан-Верде Гаджиева и его жену Ларису Кременецкую. Нет, красавица – это чересчур, но дама аппетитная. Да, я знаю, что Лариса – советник по связям с общественностью в компании «Дом Брауде». Да-да, алмазный монополист и да, очень влиятельная корпорация, прикормившая всех нужных ей правительственных чиновников-пиявок.

А дальше хлынул поток информации, заставивший меня напрячься и сосредоточиться до предела. Для начала генерал Грохот передал привет от генерала Красного. И слегка слукавил, возложив на того ответственность за привлечение меня к этому мутному делу, суть которого заключалась в том, что некий источник оповестил соответствующие службы в лице генералов Красного и Грохота о задокументированной сомнительной активности группы лиц. Активность эта имела отношение, во-первых, к происходящим сейчас глубоко засекреченным переговорам между российским правительством и Домом Брауде, целью российской стороны в которых являлся выход из кабального соглашения, подписанного аж в начале шестидесятых. По документу, все якутские и уральские алмазы передавались Дому Брауде по согласованной фиксированной цене. В результате российские алмазы остались без выхода на международный рынок.