Тут-то и произошло очередное судьбоносное событие: встреча с руководителем резидентуры в Южной Сан-Верде – Артемом Ивановичем Грохотом. Причем для нас с Катей все произошло совершенно случайно. А для генерала – в результате продуманной до секунды комбинации вызова нашей семьи в российское консульство, увенчавшегося знакомством с Грохотом и оказавшейся тут же его женой Маргаритой Генриховной. Поскольку всемогущий резидент и его жена включили максимальную степень дружественного воздействия, мы растаяли во все покрывающих потоках симпатии и доверия.

Последовали взаимные визиты, совместные походы в театр, выезды на природу и другие приятные события.

В сложившихся отношениях, разумеется, не находилось места для разговоров о Конторе. Но на очередных посиделках у Грохотов на посольской вилле генерал уединился со мной в кабинете и начал разговор, смысл которого стал понятен не сразу.

Начал Артем Иванович с комплимента моим профессиональным достижениям, которые успешно продолжили дело деда-академика и снискали очевидное международное признание. Ненароком упомянул свое личное знакомство с давно усопшим академиком – в связи с его многочисленными зарубежными поездками, польза которых для страны была несомненной. Так Артем Иванович положил начало деликатной демонстрации глубокой, всесторонней осведомленности о жизни моей и членов моей семьи.

Затем последовало неожиданное упоминание Льва Красного, имя которого было спусковым крючком для потока воспоминаний. Из успешного и самодовольного профессионала я мгновенно превратился в юнца с кастетом, стоящего на коленях перед только что забитым им насмерть бандитом.

Нам с Грохотом было понятно: имя Красного потянет за собой и все, что с ним связано. Без ненужных сопроводительных слов наступила кристальная ясность. Генерал увидел во мне понимание – о моей жизни известно не просто все, что было, но и все, что будет и должно случиться. Это понимание непостижимым образом принесло мне успокоение, важнейшей частью которого стало ощущение доверия к в общем-то малознакомому Артему Ивановичу.

По прошествии изрядного времени и череды событий я оценивал эту беседу с Грохотом как начало существования в микровселенной, вход в которую известен только нам двоим. А если есть собственная вселенная, значит, есть и понятный только внутри нее язык, где не сказанное так же важно, как сказанное.

Я еще не знал о магическом умении Грохота возводить Хрустальный дворец для тех, кого надо уберечь и защитить. А между делом использовать этот дворец и для собственной защиты. И уж, конечно, я не мог догадываться о том, что попаду в узкий круг обитателей этого дворца. Но доверие, однажды установившись, уже не исчезало.

А дальше общение стало непонятным образом приобретать многомерность. На поверхности были слова, за каждым из которых тянулась мощная корневая причинно-следственная система, понятная только двум собеседникам.

В мои служебные обязанности входили полевые посещения объектов по всему югу Африки. Это была профессионально интересная и светски приятная жизнь, доставлявшая изрядное удовольствие.

Поездки по всей Южной Сан-Верде, часто в одиночестве, на мощном джипе, иногда по удаленным, никем не заселенным территориям. Встречи с одинаково дружелюбными белыми и черными, общение с которыми придавало ощущение полноты самореализации. Я видел себя со стороны замечательным персонажем: приветливым, харизматичным, привлекательным, то есть – неотразимым. И каждое новое знакомство добавляло в этом уверенности.

По возвращении из поездок я с удовольствием делился впечатлениями с Артемом Ивановичем, встречая подкупающее внимание и живой интерес. Во время очередного такого разговора до меня дошло: ведь этот внимательный, задушевный человек – единственный слушатель, которому хочется все рассказать и всем поделиться.