Я лишь кивал, делая вид, что слушаю.

А в голове крутились совсем другие мысли.

Я смотрел на огни города, на линию горизонта, где сливались море и небо, и думал, что когда-то все было иначе.

В детстве я не был обычным ребенком.

Не тем, кто гоняет мяч во дворе до темноты, сбивает коленки и не боится подраться за конфету. Я всегда был немного… задумчивым. Это не значит, что я не любил играть, вовсе нет, но мне было интереснее наблюдать, анализировать. Мне не нравилась идея хаоса, мне всегда хотелось, чтобы во всем был порядок и справедливость.

Мама говорила, что у меня «слишком взрослый взгляд» для ребенка. Отец – что я слишком много думаю.

Я просто чувствовал, что мир нуждается в порядке.

Помню, как однажды во дворе соседский мальчишка привязал котенка к дереву и кидал в него камни. Это была моя первая драка.

Я не был драчуном. Напротив, до этого момента мне казалось, что можно уладить любую ситуацию словами. Но когда я увидел, как котенок сжался от страха, когда он изо всех сил пытался вырваться, но веревка душила его, я не смог сдержаться.

Я кинулся на этого мальчишку с кулаками.

Он был старше, сильнее, но это было неважно. Тогда я понял одну важную вещь – справедливость не всегда приходит сама по себе. Иногда ее нужно создавать.

В итоге котенка я спас, а сам ходил с синяком под глазом целую неделю.

После этого мама долго разговаривала со мной, пытаясь объяснить, что нельзя решать вопросы кулаками. Но когда я спросил ее, как ещё я мог бы остановить мальчишку, она не смогла дать мне ответа.

Я всегда чувствовал, что должен защищать тех, кто не может защитить себя.

Потому в детстве я часто приносил домой то бездомного щенка, то раненую чайку, то черепаху, которую кто-то выбросил в мусорный бак.

Однажды я нашел на улице сову.

Она сидела в траве, тяжело дыша, и я не мог просто пройти мимо. Я бережно взял ее в руки и принес домой. Папа был в ярости, а мама устало вздохнула:

– Пабло, ты не можешь тащить домой всех животных в этом городе.

– Я не могу их бросить, – упрямо сказал я.

Мы с мамой нашли ветеринара, он сказал, что у совы сломано крыло, но его можно вылечить. Я помогал ухаживать за ней несколько месяцев, пока однажды она не улетела.

Я помню, как стоял на пирсе и смотрел ей вслед.

Мне было и грустно, и радостно одновременно.

Я всегда чувствовал, что моя жизнь должна приносить пользу. Что я должен не просто существовать, а делать что-то важное, что-то, что оставит след.

Может быть, поэтому я и выбрал именно такую работу.

Строить дома – это не просто бетон и кирпичи. Это создавать что-то, что будет служить людям. Давать им комфорт, уют, безопасность.

Когда я проектирую очередное здание, я всегда думаю о том, как там будут жить семьи. Как дети будут играть во дворе, как кто-то вечером будет сидеть на балконе с чашкой кофе, как кто-то встретит свою любовь в коридоре этого дома.

Я строю не просто здания, я создаю будущее.

И, наверное, этот ребенок во мне – тот, который когда-то сжимал в руках напуганного котенка, – до сих пор жив.

Когда я был ребенком, у меня были простые мечты. Я не хотел богатства. Мне хотелось делать что-то стоящее. Отец всегда говорил мне, что я должен думать о наследии, о фамильной гордости, о традициях. Но я хотел, чтобы меня запомнили не из-за фамилии, а из-за того, что я построил что-то полезное.

Но, кажется, никто этого не понимал.

Я посмотрел на Хелену и вдруг почувствовал, что между нами лежит пропасть.

Я не был уверен, что смогу ее перепрыгнуть.

Я лениво провел рукой по лицу, стряхивая усталость, накопившуюся за этот день. Офис был тихим, только настольная лампа отбрасывала теплый свет на кипу документов, разложенных передо мной. В воздухе еще витал аромат свежесваренного кофе, но он давно остыл, как и мой энтузиазм от бесконечных переговоров.