Но постепенно она начала забирать у меня больше времени.

Сначала это были невинные фразы вроде «Почему ты так занят работой?», потом «Мы могли бы провести этот уикенд вдвоем», а затем – «Пабло, у нас серьезные отношения, ты не можешь вести себя так, будто у тебя другие приоритеты».

Я не был уверен, когда именно понял, что оказался в ловушке.

Хелена не была плохой. Напротив, в ней было много черт, которые можно было назвать привлекательными. Она была страстной, решительной, всегда добивалась своего. Ее интеллект и проницательность могли впечатлить любого. Она с легкостью могла манипулировать людьми, добиваясь нужного результата.

Но я понимал, что за этой внешней страстью не было настоящей глубины.

Хелена не умела останавливаться и просто наслаждаться моментом. Она не умела сопереживать по-настоящему. Для нее не существовало «если тебе комфортно», было только «как будет лучше для нас».

А «нас» в ее понимании всегда означало «как будет лучше для нее».

Она постоянно поднимала тему свадьбы.

– Мы идеальная пара, – говорила она, запуская пальцы в мои волосы, когда мы лежали на террасе ее виллы. – Наши родители будут довольны.

Я не отвечал.

– Пабло, – настаивала она, – ты ведь понимаешь, что так будет правильно?

Я кивал.

Я понимал.

Я понимал, что если соглашусь, то через пару лет окажусь в большом особняке с дизайнерской мебелью, с расписанным до минуты графиком, с обязательными поездками на светские ужины и с идеальным фасадом семейного счастья.

Я понимал, что мне никогда не удастся просто взять и сказать: «Нет, я сегодня хочу остаться дома и не видеть никого».

Я понимал, что рано или поздно она убедит меня, что мои идеалы – это милые детские фантазии, и я должен перестать строить «дома мечты» для людей, которые и так будут рады хоть какому-то жилью.

Я понимал, что если однажды я осмелюсь сказать ей, что больше не хочу этого всего, то она сломает меня так же легко, как однажды приручила.

Но пока я молчал.

И ждал, когда этот момент наступит сам.

На этот раз Хелена выбрала ресторан в центре, на крыше отеля с панорамным видом на город. Розоватые сумерки окрасили улицы в мягкий свет, и, возможно, я даже бы насладился этим моментом, если бы Хелена не заговорила.

– Как прошел твой "крестовый поход за справедливость"? – спросила она, закидывая ногу на ногу и разглядывая себя в отражении бокала с вином.

– Не очень, – признался я.

Она усмехнулась и, наклонившись вперед, провела кончиками пальцев по моей ладони.

– Пабло, ты слишком серьезно ко всему относишься. Это бизнес. Никто не оценит твои благие намерения. Эти дома – не дворцы, а люди, которые в них живут, не короли.

– Это не значит, что они должны жить в коробках, – возразил я, чуть отстраняясь.

Хелена скривила губы.

– Ты мог бы быть миллиардером, если бы не твои принципы, – произнесла она с легким раздражением.

– Мне достаточно того, что у меня есть.

Она закатила глаза.

– Как всегда, философия.

На секунду я задумался, когда в последний раз у нас с Хеленой был разговор, который не сводился бы к деньгам, бизнесу и моему "неправильному" отношению к жизни.

Я был ей благодарен за то, что она всегда поддерживала меня на публике. Перед моими родителями она играла идеальную роль, но чем дальше заходили наши отношения, тем больше мне казалось, что мы разговариваем на разных языках.

Когда официант принес наш ужин, я поймал себя на мысли, что едва слушаю ее болтовню.

Хелена рассказывала о своем новом проекте, о том, что хочет открыть модный бутик, жаловалась, что ее отец не хочет в него вкладываться, и пыталась выведать у меня, кого из своих деловых партнёров я мог бы ей представить.