Король слушал внимательно и, казалось, был доволен. Однако он не забыл о своем намерении – не позволять еврею излишне зазнаваться.

– Звучит недурно, – заметил он, но тут же прибавил с наигранной любезностью: – Теперь у нас, по всей видимости, достаточно денег, чтобы ударить по нашим здешним мусульманам.

Дон Иегуда был разочарован, так как ожидал от короля большей благодарности. Но он спокойно ответил:

– Мы приближаемся к этой цели скорее, нежели я думал. И чем дольше ты сохранишь мир, государь, тем вернее в будущем соберешь могучие рати, которые обеспечат тебе победу.

Дон Альфонсо, все с той же ядовитой любезностью, задал следующий вопрос:

– Если ты все еще не даешь мне дозволения стать под знамя cвященной войны, то не изволишь ли выдать мне денег, чтобы я мог убедить христианский мир в моей доброй воле?

– Соблаговоли, государь, выразиться яснее, – ответил дон Иегуда, – ибо я, твой слуга, непонятлив.

– Мы посоветовались с доньей Леонор, – пояснил Альфонсо, – и решили выкупить пленников у Саладина, очень много пленников. – И тут он назвал цифру еще более высокую, чем собирался: – Тысячу мужчин, тысячу женщин, тысячу детей.

Иегуда, похоже, смутился, и Альфонсо подумал: «Ну вот я его и поймал, теперь этой хитрый лис покажет свое подлинное лицо». Но Иегуда тут же ответил:

– Шестнадцать тысяч золотых мараведи – очень большая сумма. Никакой другой государь нашего полуострова не способен жертвовать такие деньги бескорыстно, во имя доброй цели. Один ты в состоянии себе это позволить, государь.

Альфонсо, еще не зная, радоваться ему или сердиться, продолжал:

– Кроме того, я хотел бы сделать пожертвование Калатравскому ордену, причем весьма щедрое.

Иегуда был сильно озадачен. Но он тотчас сказал себе: очевидно, король хочет выторговать у неба прощение за то, что сам не участвует в священной войне, – что ж, пускай он успокоит свою совесть таким образом, тогда незачем будет уступать архиепископу саладинову десятину.

– О какой сумме ты помышлял, государь? – спросил он.

– Я хотел бы слышать твое мнение, – требовательно произнес Альфонсо.

Иегуда предложил:

– Что, ежели пожертвовать Калатраве те же деньги, что и Аларкосу: четыре тысячи золотых мараведи?

– Ты издеваешься, мой милый, – ласково ответил король. – Мои лучшие рыцари не удовлетворятся столь нищенской подачкой! Назначь пожертвование в восемь тысяч мараведи.

На этот раз дон Иегуда не мог не поморщиться. Но он не стал спорить. Вместо того низко склонился перед королем и сказал:

– Государь, ты отдаешь двадцать четыре тысячи золотых мараведи на благочестивые дела. Бог непременно вознаградит тебя. – Быстро справившись с волнением, он прибавил веселым голосом: – Я и без того ожидал, что Господь явит тебе свою милость. Я уже заранее все предусмотрел.

Король взглянул на него с удивлением.

– С расчетом на то, что милостивый Господь вознаградит тебя наследником престола, – пояснил Иегуда, – я приказал моим законоведам пересмотреть реестр подарков на крестины.

Дело в том, что в старых книгах было записано: при рождении первого сына король вправе стребовать со своих вассалов дополнительный налог; эти деньги (а суммы назначались немалые!) должны были пойти на достойное воспитание престолонаследника.

Как и донья Леонор, дон Альфонсо уже не чаял обзавестись наследником, и то, что эскривано столь твердо верил в его счастье, обрадовало короля. Он оживился, улыбнулся смущенно и сказал:

– Ты и впрямь очень предусмотрительный человек.

И так как еврей без колебаний согласился выдать нужную сумму, дон Альфонсо уже решил было про себя: хорошо, он поручит взыскание саладиновой десятины своему эскривано, а не дону Мартину.