Эта чопорная тётка никуда не удалялась на время уборки. Напротив, под видом проверки тетрадей или ещё чего-нибудь, она голодными глазами следила, как я сдвигал парты, переворачивал стулья, как закрывал окна и тянулся тряпкой до самого верха школьной доски, чтобы стереть мел.

Мне было четырнадцать или пятнадцать, и я уже тогда знал, не питая ни малейших иллюзий, чего им всем надо, от несмелых тринадцатилетних девчонок до пятидесятилетних, а то и старше, опытных матрон. Они и не скрывали.

И только холодная цапля Индри глядела на меня прозрачными оценивающими глазами, что бы ни делал. Оттого и прозвал её цаплей, услышав это обидное прозвище от матери.

А в то утро, изрядно приняв на грудь, потому что надоели мне все эти дуры, все эти утра, похожие одно на другое, и надо было смыть осадок ночи, проведённой, как и множество предыдущих, в чужой постели, с очередным телом, голодным и ненасытным, я, вернувшись домой и, придя на кухню, увидел её ножку.

Может, она её выставила не специально, но мне тогда подумалось, что нарочно, чтобы ткнуть носом, вот мол,

- Смотри, придурок, но не касайся! Не про тебя эта красота! Довольствуйся коротконогими похотливыми резвыми сучками, которые сами горазды залезть тебе в штаны! Но меня тебе не видать, как своих ушей! - и я сорвался.

Ну, думаю, сейчас покажу этой недотроге небо в алмазах, сама будет вымаливать,

- Не останавливайся, Санди! Продолжай! - и получил!

Получил от той самой, единственной, не которая меня хотела, а которую хотел я...

Жизнь пошла наперекосяк, оказалось, что иных смыслов в ней не было. Я уже очень давно проживал ночи в чужих постелях, а дни в своей, чтобы отдохнув, снова отправляться в чужие. Так бы и состарился. Сначала бы женился на чьей-нибудь богатенькой дочурке, мамуля бы подыскала партию, как Неоле, даже не сомневаюсь. А мне было бы всё равно, они одинаковые, но только женой ограничиваться я не собирался, ишь чего захотели! Жизнь коротка, а я у себя один любимый, так чего отказываться от удовольствий? Однако, высокомерная цапля Индри повернула мою судьбу в противоположную сторону.

Сначала злился на неё, ненавидел, за то, что лишила самого ценного, злорадствовал, когда мать выставила сестрицу из дома.

А потом она пропала, и все подумали, что Индри утонула, а я растерялся. Поверить не мог, она - пловчиха от бога, что угодно, но только не утонула. Сбежала, попала в руки к злодеям, но жива.

Даже когда нашлась её одежда на берегу, задавался вопросом: если сознательно пошла на это, зачем раздеваться? Утопиться можно и в одежде, даже гораздо легче...

Но дни шли, вестей не было, тело не отыскали, и я затосковал. Оказалось, что сводная была мне важна, и дорога сильнее, чем я думал. Только ничего не вернёшь, а винить себя в чём-то – не в моих правилах, это удел слабаков. И я забил, загнал под лавку щемящее чувство вины, не позволяя ему высовываться на поверхность души. Тем более, начались свои проблемы.

Надо мной смеялись, узнав причину отказа от прежней жизни, обидно, больно. Я никогда не был изгоем, что угодно: любовь, зависть, симпатия, злость, вот чувства, которые люди мне дарили. Но, что такое унижение и отторжение, словно прокажённый, не знал.

Я редко ходил в церковь, разве что по праздникам, когда мать особенно настаивала, но тут подумалось: может, там ответы?

Падре Адриан был крайне изумлён моим визитом, да ещё и в будний день, но препятствовать не стал, напротив, на мою просьбу об исповеди, сразу пригласил в кабину.

Не знал, как начать, но преподобный сказал, чтобы с главного.