Жанна Валерьевна обессиленно откинулась на спинку стула, всё ещё сжимая телефон в руке. Потом перевела горестный взгляд на Артёма и со стоном произнесла:

– У дедушки час назад случился инсульт. Он очень плох. Сейчас в больнице, но… Собирайся, Тёма, поедем к нему.

Наверное, это отвратительно – радоваться, что у отца Жанны Валерьевна несчастье, думала Алёна. Да она, в общем-то, и не радовалась, и даже от всей души сочувствовала старику, который всегда казался таким бодрым и полным жизни. Но… узнав, что беда случилась с ним, а не с Максимом, испытала колоссальное облегчение, хотя её всё ещё потряхивало изнутри от нескольких секунд пережитого ужаса.

Сразу после завтрака начались поспешные сборы. Вера помогала укладывать сумки, Артём бубнил: «Куда так много?», мачеха заполошно носилась по дому и пыталась дозвониться до Дмитрия Николаевича, но тот предусмотрительно отключил телефон.

Отец Жанны Валерьевны после ухода на пенсию переселился в посёлок в ста километрах от города. Подальше от смога и суеты. Отгрохал там себе особняк и жил припеваючи практически на лоне природы. Ратовал за здоровый образ жизни... И вот теперь инсульт. Нежданно-негаданно.

Из обрывков разговоров Алёна поняла, что старика поместили пока куда поближе – в поселковую больницу, но Жанна Валерьевна уже прикидывала, куда и как его перевезти.

В конце концов они уехали. Внезапно стало пусто и тихо. Поначалу ещё из кухни доносилось негромкое позвякивание посуды, но потом и Вера куда-то исчезла.

 

*** 

Тишина и одиночество, в общем-то, Алёну не напрягали совершенно. Она и забыла о тех временах, когда у неё были друзья, подруги, приятели. Забыла, как это – делиться своими мыслями и чувствами с кем-то, выслушивать чужие секреты, да или просто сплетничать.

Прошлым летом, после возвращения из Лондона, она встречалась с девчонками из детдома. Те поступили в колледж. Кто – на парикмахера, кто – на кулинара. Рассказывали с упоением, наперебой, с какими видными парнями признакомились и даже успели вместе «офигенно» отдохнуть на Лягушачьем острове. Жарили сосиски на прутьях, играли в карты на раздевание, потом, само собой, в бутылочку. Ну а дальше по накатанной.

Алёна слушала про это «офигенно» и понимала, что между ней и девчонками пропасть. Ей неловко было слушать их интимные откровения и ещё более неловко – рассказывать, что сама она лето провела в Гринвиче.

С девчонками она встречалась в дешёвенькой кафешке – те выбрали место. Уверяли – классное. «Классное. Только клеёнки на столах немытые», – добавила про себя Алёна, заметив пятна и крошки.

По соседству глушили пиво незнакомые парни. Шумные, весёлые, матерились через слово и взрывались таким хохотом, что хотелось вздрогнуть. Потом приметили, что рядом девочки и началось: "Что скучаете, красопеточки? Давайте скучать вместе".

Девчонки для виду поломались, но согласились присоединиться.

Алёна наскоро простилась, насочиняв про срочные дела, обещала не теряться и скорее домой, понимая при этом, что больше она, наверное, с подругами и не встретится никогда.

 

*** 

***

Отец приехал лишь поздно ночью. Пьяный, весёлый, зацелованный и пропахший женским парфюмом. Разговаривать с таким бессмысленно. Он и новость-то про тестя воспринял как-то несерьёзно. Повращал остекленевшими глазами, растянул и оттопырил нижнюю губу, пару раз кивнул и ушёл к себе.

Утром, правда, расспросил Алёну, Веру, позвонил Жанне Валерьевне, ещё с кем-то связывался насчёт «лучшего врача». Но всё равно видно было, что не расстроен и даже не огорчён. Мурлыкал что-то под нос за ужином.