Георгий Ильич, преподаватель физкультуры, погнал первокурсниц их потока на лыжную базу университета – сдавать зачёт: три тысячи метров классическим ходом. Беговые лыжи, палки и ботинки выдали им там же, на складе базы, под залог студенческого билета.
Девчонки сбились в галдящую стайку. О чём-то спорили, смеялись, мучились с креплениями на лыжах.
На зачёт, как ни странно, поехали почти все. Хотя накануне, узнав про забег, многие заявили, что не поедут, мол, холодно, далеко, хлопотно, ненавидят лыжи, не умеют, не хотят. Кто-то стал мутить со справками и освобождениями, кто-то пытался выторговать иной способ закрыть зачёт, а в итоге явилось большинство.
Всё потому что вместе с физруком неожиданно поехал Денис Яковлев. Вроде как помощником.
К лыжам Алёна всегда относилась благосклонно. Правда, не бегала уже давно, но долго ли вспомнить былые навыки.
Свежая лыжня убегала вправо, опоясывала кольцом реденький лесочек и возвращалась к линии старта.
В забеге Алёна приехала первой, с большим отрывом, получила одобрение от физрука, перехватила заинтересованный взгляд Яковлева и отправилась на склад сдавать инвентарь.
С тех пор всё и началось. Они встречались то на лестнице в университете, то в холле, то в столовой. Всякий раз он громогласно с ней здоровался, она сдержанно отвечала, просто из вежливости.
После сессии и зимних каникул Денис стал действовать совсем уж напористо. Поджидал у входа, подкарауливал на переменах, приглашал то туда, то сюда. Буквально проходу не давал. Отказы не воспринимал совершенно. Порой нагрянет в столовою, разгонит всех, кто сидел с ней за столом, и пристроится рядом. И кусок в горло не лезет.
Но апогеем стала выходка Яковлева перед самой летней сессией. Тогда он подловил её в коридоре и бесцеремонно втолкнул в пустую аудиторию. Закрыл дверь на ключ, ключ сунул в передний карман джинсов и, ухмыляясь, заявил, что не выпустит, пока Алёна не согласится на свидание. Предлагал ещё, правда, самой ключ достать и пошло ухмылялся при этом. Благо, хоть ума у него хватило руки не распускать, но на её увещевания и даже угрозы он никак не реагировал.
Неизвестно, чем бы всё закончилось, если бы спустя четверть часа снаружи не стали настойчиво ломиться.
Алёна уже всерьёз размышляла, что предпринять, чтобы как-то угомонить настырного «поклонника». Но после случая с аудиторией он и сам резко сбавил обороты. Видимо, понял, что перегнул палку. А может, решил сменить тактику.
Так или иначе сессию она сдала спокойно, ну а потом отец отправил её на пару недель в Хайнань «развеяться, отдохнуть, загореть».
Жанна Валерьевна с Артёмом тоже укатили, но выбрали другой маршрут – двинули в Польшу, оттуда планировали ещё куда-то. Но Алёна сразу поняла – отправились они к Максиму, а Польша – так, прикрытие, выдуманное для отца, хотя тому, похоже, и дела никакого не было.
Вернулись домой и они, и она уже в последних числах июля, как раз накануне дня рождения Артёма. Отец тогда тоже только-только прилетел из деловой поездки, поэтому (наверняка, поэтому!) отмечали без фанфар и салюта.
Алёна вновь с горечью вспомнила, как сводный брат с плохо скрываемой ненавистью выплёвывал гадкие слова про отца. И внутри снова едко зажгло. Опять закопошились сомнения: сочинил или… всё же нет?
Хотелось всё это выкинуть из головы, и при этом совершенно ясно было, что выкинуть не получится. Оно уже засело занозой в мозгу. Уже проникло в кровь токсином. И чёрта с два теперь забудется. Оно неизменно будет всплывать всякий раз при взгляде на отца, на Артёма или просто так, ни с того ни с сего, и неизменно будет причинять боль, заставляя терзаться: правда или неправда?