Эта история, вообще, несколько сложнее, чем может показаться на первый взгляд, ведь Цуриков, находившийся в войсках постоянно, отлично знал все уловки, применяемые офицерами и солдатами для того, чтобы оправдать собственное пленение и выхлопотать боевую награду или отпуск по ранению. Л. Корнилов получил два неопасных ранения в руку и ногу, с которыми, по его словам, ещё четверо суток (!) пробивался к своим и попал в плен только после штыкового боя, в котором также принял участие (!). До чего же всё-таки героические генералы служили в русской армии – куда до них былинным богатырям! Хочется даже прослезиться, читая пропитанный кровью и порохом рапорт.

Цуриков, однако, заподозрил сразу: приказ командования об отходе Л. Корнилов проигнорировал по причине полнейшей некомпетентности (просто не понимал, чем ему это грозит), а ранения в руку и ногу причинил себе самостоятельно (собственными руками или при помощи сообщника), с целью оправдаться – и затем сдался противнику, как только столкнулся с ним. Находившихся же поблизости рядовых, наоборот, настроил на героическое сопротивление; впрочем, приказ атаковать в штыки свидетельствует о желании избежать огневого контакта с противником, который вполне мог не разобрать, кто из русских – генерал, и проделать в его мундире парочку новых отверстий. Самострел! Все военные, независимо от чина, подлежали высшей мере наказания – смертной казни через расстрел, как только находились доказательства подобного. Однако, не желая бросать тень на «священную корову» – офицерский корпус, – царь предпочёл этих доказательств не обнаруживать, а увидел в поступке Л. Корнилова чистый, неподдельный героизм.

Сразу же оценив по достоинству, попавшую к ним «птицу», австро-венгерская разведка поместила Л. Корнилова под арест. После двух неудачных попыток побега, не приведших к ужесточению режима, Л. Корнилов нашёл сообщника из числа чехов – помощника аптекаря Ф. Мряка, – который и оказал ему необходимое содействие при побеге. В июле 1916 г., когда первоначальная паника, вызванная Луцким прорывом, уже давно утихла, Л. Корнилову, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, удаётся побег.

Здесь никоим образом не ставится вопрос об измене Л. Корнилова – наоборот, я уверен, что это был храбрый лично и преданный России генерал, хотя и лживый, к тому же ставящий личную карьеру превыше всего. Однако легко заподозрить, что его просто использовал противник в своих играх – ведь наградив уже пленённого Л. Корнилова, царь был бы вынужден возвысить бывшего комдива, когда тому удался побег из плена. Личные и профессиональные качества Л. Корнилова в такой ситуации сыграли бы весьма дурную службу русской армии, как впоследствии и случилось. А. Брусилов, которого Л. Корнилов в 1917 г. «подсидел», сменив на должности главковерха, прямо называет того интриганом, «сильно повинным в излишне пролитой крови», так как многие вещи он делал, не задумываясь. А. Брусилов не применяет слово «безмозглый», видимо, только по причине воспитания, однако же именует Л. Корнилова «вредным сумасбродом».

Так или иначе, после возвращения из плена Л. Корнилова тепло приняли и дали под командование 25-й корпус. Вскоре его призывает Николай II, решивший назначить его, по причине надвигающегося восстания, командующим Петроградским военным округом. Несмотря на отречение царя, Л. Корнилов всё же вступил в должность – и даже арестовал (!) царскую семью. Что ж, должность превыше всего – этот лозунг, видимо, был путеводной звездой генерала Л. Корнилова на протяжении всей его жизни.