Многие из тех крестьян, кто покупал землю в частную собственность, обращались к помощи Крестьянского поземельного банка, который выдавал долгосрочные ссуды крестьянам исключительно для покупки ими земли. Потребность в капиталах для производительного использования частично удовлетворялась за счет системы мелкого сельскохозяйственного кредита, через которую, как уже было сказано выше, только за предвоенные годы деревня получила около 3 млн руб. (частный кредит учесть просто невозможно). Однако в условиях России значительная часть ссуд, полученных мелкими хозяевами на производственные цели, фактически не вкладывалась в производство, а шла на покупку и аренду земли, уплату долгов по этим операциям, на содержание жилья и т. п. непроизводительные расходы. (Это типично для периода становления рыночных отношений в аграрной сфере.)

Помещичье хозяйство оказалось связано с ипотекой самым теснейшим образом. Распад патриархальных связей с крестьянским хозяйством поставил помещиков перед необходимостью выбора модели, как бы мы сейчас сказали, «экономической адаптации» к новым реалиям. Средств, полученных помещиками в ходе выкупной операции (264,5 млн руб. за вычетом той части, которую они выплачивали сами), было далеко не достаточно, чтобы почувствовать себя сво бодно в жестких условиях рынка. В первые пореформенные десятилетия в силу ряда обстоятельств – сравнительной слабости кредитной системы, недостаточности развития правильно организованной внутренней торговли, плохого состояния путей сообщения – помещики не могли сколько-нибудь широко пользоваться вексельным и подтоварным кредитом. Умения перестроить свое хозяйство на предпринимательские рельсы у большинства их них также не было. Производственно-техническая база помещичьего хозяйства, в течение двух столетий существования крепостного права неразрывно связанная с крестьянским хозяйством, была крайне низкого уровня либо просто отсутствовала. Вариантов выбора новой экономической модели было несколько. Во-первых, землю можно было просто продать. И, как мы уже видели, таких случаев было немало. Во-вторых, сложность организации собственного хозяйства на всей принадлежавшей помещикам земле, с одной стороны, и нужда в земле крестьян – с другой, вызвали широкую сдачу помещиками земли в аренду крестьянам. Высокая арендная плата позволяла получать со сдачи земли в аренду доходы, мало уступающие тем, которые можно было иметь при собственном хозяйственном использовании этой земли. В-третьих, многие из помещиков предпочитали денежной аренде так называемые отработки как более надежный способ извлечения дохода. В этом случае крестьяне обрабатывали помещичьи земли своим скотом и инвентарем, как при барщине, но, в отличие от последней, за свой труд получали в пользование участок земли (пашню, сенокос). Иногда, получая участок пашни, крестьянин расплачивался с помещиком долей урожая (так называемая испольщина, издольщина). Поначалу отработки практиковались довольно широко, но в конце XIX в. преобладали лишь в Черноземном Центре и на Средней Волге – там, где наиболее сильны были остатки крепостничества. Постепенно самые предприимчивые из помещиков стали использовать наемную рабочую силу, создавать собственную производственно-техническую базу. Не вдруг, не сразу, иногда на это уходили десятилетия. Круг хозяйственных операций, выполняемых на основе вольного найма, расширялся постепенно. Отработки отступали медленно, сосуществуя с новыми формами ведения хозяйства.

Перестройка требовала больших капитальных вложений, постоянного пополнения оборотных средств для оплаты наемного труда, различных расходов на ведение хозяйства, реализации продукции. В целом, «перестройка» помещичьих хозяйств была долгой, мучительной. И безденежье большинства дворян, и их рассуждения об «оборотном капитале», и веру дворянства в спасительность банковского кредита ярко описал талантливый художник и тонкий наблюдатель С. Н. Терпигорев (С. Атава) в своих очерках «Оскудение», посвященных судьбе дворянства в пореформенный период.