Физически Том Вулф – достойный продукт великих холмов, вскормивших его. В обычной нью-йоркской квартире он был бы задушен; поэтому он жил на один этаж выше в старом здании на Западной Пятнадцатой улице, недалеко от Пятой авеню, где одна большая комната, наполовину студия, наполовину чердак, с потолком в два этажа, служила ему библиотекой, спальней и залом для приемов. Комната был еще более растрепанна, чем его тяжелая копна темных волос. Повсюду валялись книги и бумаги, ожидая, когда их уберут. Он с явным удовольствием приветствовал того, кто мог поговорить с ним о местах и вещах в горах Каролины.

«Я счастлив и польщен, что у «Эшвилл Таймс» хватило предприимчивости и вдумчивости поинтересоваться моим отношением к вещам, о которых я писал, – сказал он. – Я хочу, чтобы люди на родине меня поняли. Как я понял из того, что некоторые из них говорили обо мне после выхода книги, они считают, что я предал их, что я изгой и что они не хотят, чтобы я возвращался».

«Если они думают, что я намеревался бросить вызов своему старому дому и своему народу, то они сильно ошибаются. Я начал работу над романом «Взгляни на дом свой, Ангел» около трех лет назад, когда был в Англии и тосковал по родной земле. Переживания моих ранних лет бурлили во мне и требовали выражения. В результате получилась книга, представляющая мое видение жизни до двадцати лет. Я задумал, чтобы город, в котором она написана, был типичным, и назвал его Альтамонтом, который некоторые люди позже назвали Эшвиллом. Я вернулся в Нью-Йорк и много месяцев работал над романом в мрачной мансарде на Восьмой улице. Не думаю, что за все это время я думал об Эшвилле как таковом более часа».

«Но я должен был писать о вещах, которые были частью меня, из моего собственного опыта, о вещах, которые я знал. Я не верю, что достойная книга может получиться у того, кто пытается просто потянуться в воздух и вырвать из него историю, не имеющую жизненной подоплеки».

«Для меня герои моей книги были настоящими людьми, полнокровными, богатыми и интересными; они были первопроходцами из тех, кто построил эту страну, и я люблю их».

«Я горжусь своей семьей и по-прежнему считаю Эшвилл своим домом. Нью-Йорк, конечно, нет. Он мне нравится, но это гигант из стали и камня, далеко не похожий на открытые пространства, где человек может встать ногами на ласковую землю и дышать. Совсем недавно я совершил поездку в Пенсильванию, на ферму Ланкастер, где жил мой отец и которую я узнал по ярким описаниям, которые он давал мне в ранней юности. Часть меня принадлежит этой стране, а другая часть связана с холмами Северной Каролины».

«Когда я пишу, я должен писать честно. Слишком многие пытаются подражать благородству англичан, в то время как мы в Америке совсем другие, без длительной биографии, которая заставляет их писать в соответствии с обстановкой, а значит, делает их реальными. Мы – первопроходцы, строители, причем энергичные. Писать о нас с излишним благородством – нечестно и неудовлетворительно. Если мы хотим чего-то добиться, мы должны рисовать жизнь такой, какая она есть, полной и глубокой. Не вся она приторна и безгрешна. Если бы это было правдой, возможно, мы были бы менее привлекательны, менее достойны того, чтобы о нас писали».

«Люди в моем романе были для меня реальными людьми, и я их любил. Возможно, кто-то из освященных в ужасе поднимет руки и воскликнет: «Бедный дьявол! Так вот какой он человек и вот какие люди ему нравятся!», но я повторяю, что люблю этот тип людей – богатый, честный, энергичный тип».

«Некоторые писатели, например Синклер Льюис, вообще не понимали, что такое маленький город. Хотя люди узнавали его героев, его города рисовались как унылые и скучные. Я не считаю их такими, я имею в виду типично американские городки. Там жизнь кипит во всей своей полноте».