В клинике ему присвоили титул «лучший хирург года». Он с иронией относился к самой процедуре, казавшейся ему абсурдной. Кирилл не понимал, зачем это было нужно, и не чувствовал в связи с этим никакого внутреннего удовлетворения, потому как все, что он делал было естественным для него, ибо ничего другого он делать не умел. Это все равно, что гордиться тем, какого цвета у тебя глаза или волосы, данные от рождения. Так он считал. Но было необходимо как-то эмоционально отреагировать, ведь другие от него этого ждали. Ну, что ж: поблагодарил за оказанную честь и сказал дежурные слова о том, что это общее дело, и так далее. Но на душе было почему-то противно. Ведь он считал себя «спасателем», а это не требует никаких поощрений, потому что ты есть то, что ты делаешь. Он не мог отделить свое дело от себя. К тому же, самолюбование отсутствовало в нем напрочь. Поэтому всеобщее признание ничего не изменило ни в его работе, ни в его отношении к ней.

Сегодняшний день выдался напряженным, как впрочем, любой операционный день, когда нужно быть сосредоточенным на том, что делаешь, и не позволять себе отвлекаться на посторонние мысли, хотя очень хотелось поразмышлять о том, что снилось этой ночью, интерпретировать свое сновидение, что вошло у него уже в привычку. Но было не до того. Все должно делаться четко, и только короткие слова, обращенные к операционной сестре, нарушали стерильную тишину операционной. Отлаженный ритм движений, и, кажется, что даже дыхание становится общим, особенно, если возникает нештатная ситуация, которая случается практически при любой операции, как бы хорошо ты не готовился к ней. Да, эти неизбежные риски существуют всегда, потому что нельзя всего предвидеть. И устаешь больше от таких неожиданностей, чем от физического напряжения, когда стоишь по нескольку часов за операционным столом. А потом ты, наконец, отдыхаешь в ординаторской. У Кирилла были свои привычки расслабляться: он ложился на диван и приподнимал ноги на подлокотник. Обязательно закрывал глаза, а лучше, чтобы в комнате вообще было темно. Он не засыпал при этом, потому что в голове все равно крутились разные мысли, которые не отпускали его, особенно если что-то не получилось, не говоря уже о том случае, когда пациент был потерян, что у него случалось крайне редко. Но как это ни печально звучит, у любого хирурга есть свое маленькое кладбище. Сказанная самими врачами фраза, была ненавистной для Кирилла. Он бесился, когда слышал ее, потому что склонен был всегда винить себя, даже если было очевидно, что его вины в этом нет, и умом он прекрасно понимал это, а все равно болезненно воспринимал случившееся, как бы оправдывающееся словами: «Мы сделали всё возможное». Он так и не научился за все время своей медицинской практики думать иначе и воспринимать спокойнее. У кого-то это получалось. У него – нет. Он еще долгое время прокручивал в голове каждый момент, чуть ли не каждое свое движение, что первое время доводило его даже до бессонницы, с чем он тогда смирился, как с состоянием естественным.

Теперь же его сны имели какой-то дополнительный смысл, не являясь просто отдыхом для тела и для нервной системы в целом. Он воспринимал их как некую очень запутанную картину своей внутренней жизни, довольно драматической, если говорить языком театра. Почему именно театра? Потому что в каком-то роде он был зрителем этой пьесы – этого сновидения. Он уже понимал в то время, что парадокс человеческого существования состоит в нашем отношении к происходящему, для понимания которого необходимо узнать вначале что-то очень важное о самом себе, спрятанное глубоко внутри. И главное – это понять от чего мы бежим, пытаясь как можно дальше убежать. А сон в этом случае бросает нас в запутанные лабиринты наших страхов, которых мы не хотели бы замечать, опуская их еще глубже – на самое дно своего подсознания. Он понял, почему долгое время не запоминал своих снов. Это была всего лишь ловушка, в которую он сам себя загонял для того, чтобы продолжать как можно дольше не знать правду о себе. Как изобретательна наша психика, – думал он сейчас, словно для него открылось то, чего он не знал. Как врач он понимал, что такая отстраненность – всего лишь защита психики от того, что она считает опасным для человека. Мы сами убеждаем ее в этом, чтобы забыть о своих нерешенных проблемах, обидах, потерях и обо всем, что принимаем близко к сердцу. Боимся, что осознав это до конца, мы рухнем под непосильным грузом, навсегда потеряв тот позитивный образ самого себя, отчасти придуманный нами, ибо он освобождает от многого, чего мы не хотим принять. Так думал Кирилл. Вот и Фромм считал, что причина не обращать внимания на свои сны, тем самым обесценивая их значение, состоит в том, что мы считаем себя реалистами. Но это происходит потому, что современный человек не видит ничего за пределами той самой реальности, которая подвластна его контролю. Вот оно в чем дело! – заключил Кирилл. Контроль. Конечно, нам так спокойнее, когда все под контролем. Еще одна ловушка сознания. Как точно Фромм выразился: «Сон это микроскоп, через который мы наблюдаем события, скрытые в нашей душе». Да, но почему мне снился сон из далекого времени, в котором я не мог присутствовать, потому что это было много веков назад? – спрашивал он себя. Откуда могло прийти подобное ко мне? – думал он, потому что это никаким образом не связывалось ни с его сознанием, ни с подсознанием, ведь нельзя помнить того, чего не было.