А за окном уже пели птицы. Так хорошо, что город пробуждается от зимы, – думал он, ловя себя на том, что в его жизни слишком многое теперь связано со снами, даже речь его изобилует словами, так или иначе перекликающимися с ними, как этот глагол «пробуждается», то есть, просыпается от сна. Почему бы не сказать, что просто наступила весна? Как я жил без этого всего сорок лет? – спрашивал он себя, уже привыкнув вести диалог с самим собой по принципу: почему бы не поговорить с умным человеком. Да, раньше он жил иначе, не в смысле работы, жилья, привычек, а в смысле ощущения самой жизни. Словно что-то случилось с ним, а он не сразу заметил это, вернее – не сразу осознал, что мир вокруг него как будто изменился. Нет, все по-прежнему стояло на своих местах, но он видел это иначе: не сквозь запотевшее стекло, а после того, как его кто-то протер мягкой тканью. Это трудно было бы объяснить кому-то, да он и не собирался ничего объяснять, воспринимая действительность такой, как виделась она теперь: обновленная реальность, будто сняли повязку с глаз и ты понял, что прозрел, а на самом деле просто увидел то, на что раньше не обращал внимания. Поменялось что-то в нем самом. Поменялась программа? Будто кто-то переключил тумблер или нажал кнопку «перезагрузить». Не слишком ли я увлекся, перекладывая на кого-то всю ответственность за свою безответственную жизнь и совершаемые мной поступки? – думал он, разглядывая людей сквозь большое стекло кафе. Они проплывали мимо в бесконечном потоке, как движутся атомы, как идет дождь, как летит снег, как уходит время – всё движется, ничего не стоит на месте, даже я, сидящий на стуле, все равно двигаюсь вместе с Землей, относительно других небесных тел. Да и сам я – небесное тело. Тело, погруженное в этот мир. И мне он, несомненно, нравится, особенно сегодня. Но в разные моменты жизни мы можем видеть одни и те же вещи по-разному, в зависимости от того, что или кто окружает нас. Или? Или вместе с нами меняется и сам мир? Мы выходим из прошлого, стремительно пробегаем настоящее и устремляемся в будущее. Это – иллюзия, что время линейно: просто так проще думать. Нами выбирается то, что удобнее для нас, потому что мы не слишком стремимся знать истинное состояние вещей, если к тому же нет никакой гарантии того, что явившаяся нам вдруг правда, сделает нас при этом счастливее, чем мы есть сейчас. Тогда зачем? Да, зачем тебе, Кирилл, загоняться вообще этими вопросами? Что ты хочешь узнать об этом мире такого, чего не знают другие? Иногда ему казалось, что он стремится к невозможному: как в работе своей, так и вообще по жизни. Это похоже на некий идеал, вроде маяка в море, мерцающего впереди, но где- то очень далеко. Он искал это даже в своих снах, которые все больше и больше становились похожими на какую-то вторую жизнь, которую он проживал параллельно с первой. Но они не пересекались ни в одной точке. И чем дальше, тем отчетливее он это понимал. Однако воспринимал всё без страха, это было естественным состоянием его мира, его маленькой вселенной: как день и ночь – две стороны суток, две стороны человека – его неотъемлемые две части, две стороны человеческой сущности, белое и черное, инь и ян, огонь и лед. Можно продолжать до бесконечности эти аналогии, ибо бесконечность – это то, что присуще человеку изначально, ведь он знает только свое рождение, а смерти не знает, так как на тот момент его присутствие невозможно. И значит он – вечен. Наверное, такие мысли возникли у Кирилла в силу его профессии хирурга. Но так ему казалось, и это давало повод жить полной жизнью, ничего не откладывая на потом. Кто-то бы нашел некое несоответствие в его мыслях, ведь если человек вечен, то зачем тогда спешить. А Кирилл именно спешил жить. И когда кто-нибудь говорил ему об этом, он отшучивался, что это всё от жадности. Да, я хочу всего и много, и быстро, – говорил он, чем еще больше удивлял собеседника, потому что среди хирургов существовало не малое количество циников, и он об этом знал, но имел свое отношение ко всему. Кирилл считал, что цинизм – это маска, защита от страха открыться или быть внезапно открытым кем-то, боязнь признаться себе в чем-то. Он никого не осуждал за это, но и не верил, что тот, кто позиционировал себя как конченный циник, является им в полной мере. Нет, он просто несчастный, запутавшийся человек, достаточно слабый, чтобы признаться в этом. Ведь всё, что мы делаем или то, что мы говорим, это всего лишь отражение того, кем мы являемся в данный момент времени, то есть, на какой частоте мы находимся, если верить Эйнштейну. Кирилл поймал себя на том, что за сегодняшний день он уже дважды вспомнил о нем, словно эта информация пробивается в его сознание с какой-то неведомой для него целью. А может быть все, что мы видим, это всего лишь вихрь информации, который проходит через наше сознание?